Озеро Радости - Виктор Мартинович

Снегурочка замолкает, гордая тем, как исчерпывающе осветила все вопросы национальной идентичности. Пауза выходит настолько долгой, что Яся успевает-таки провалиться в сон и даже увидеть Якуба Коласа, Энди Уорхола и Тараса Шевченко, устанавливающих белорусскую государственность в виде полосатого пограничного столба. Но ее вновь выдернул из дремы лучащийся радостью голос Снегурочки:

— А сейчас мы подъехали к сердцу нашего фантастического, чистого и безопасного города — Ок-тябрь-ской пло-ща-ди! Справа вы видите сквер, в котором еще при царе установлен скульптурный ансамбль мальчика с гусем в виде фонтана. Из шеи гуся через открытый клюв на мальчика льется струя воды, мальчик от нее закрывается ладонью, но ему все равно мокро. И так — и в жару, и в холод. И в солнце, и в дождь. Стоит ли удивляться, что в народе этот памятник стал символом всех детей, попавших в беду. Каждый вечер мамаши и пенсионерки несут сюда конфеты и размещают их на парапете. Конфеты забирает милиция, так как вообще-то еду складировать на граните нельзя, это нарушение санитарных норм — вдруг их съест какой-нибудь бродячий ребенок и заболеет дифтерией. Но на следующий вечер конфеты снова появляются.

Тут Яся засыпает и больше не выныривает из сна до самого конца экскурсии. Когда ее расталкивают, на улице уже вечер, солнце спряталось за ГУМ, а подступающая ночь дышит таким холодом, что путь до метро она пробегает, как не успевший вылинять к первому морозу заяц. У входа на станцию — стеклянные двери с логотипом «БелРосТорфСтраха». Невроз неопытного эмигранта заставляет ее зайти внутрь и купить себе полис: все страны мира на два года. С тонкой бумажкой небесного цвета становится спокойней. Пятизначная сумма страховой выплаты убаюкивает, сравнительная дешевизна полиса радует несоответствием уплаченного взноса и обещанного увечьями вознаграждения. На полисе записан и обведен кружочком круглосуточный телефон, на который можно позвонить в случае возникновения проблем. Не так уж и мало для человека, который не может в этом случае позвонить родителям.

В подземке пахнет талым снегом, волглой дубленкой и табачным перегаром. Не выходя на поверхность, по анфиладе напитанных сквозняками коридоров, она оказывается в поезде международного сообщения, увозящем ее из города, где рухнул миллион надежд, в город, на который миллион надежд возложен.

Чувство, которое охватывает путника, когда он сходит с поезда в незнакомом ему городе без малейшей идеи о том, где будет ночевать, нельзя назвать неустроенностью. Неустроенность — слишком слабое слово для обозначения этого чувства. Неустроенность может испытать лоботряс, приехавший из Саратова поступать, когда неприветливая родня выделяет ему комнату без окна и рабочего стола, больше похожую на чулан. И вот он сидит в этой комнате под дырявым торшером, остервенело перелистывает сборник задач по физике, задачи не удерживаются в голове, от дивана пахнет котом, в носу першит от пыли, и он чувствует себя — неустроенным.

Тут же — совсем иная степень отчаяния. Тут, с первым вдохом дизельной копоти, пахнущей по-иному, чем на родине; с осознанием, что вот он, туалет, но ты не можешь в него попасть, потому что вход стоит десять рублей, местной валюты у тебя нет, а обменник, единственный на весь вокзал, закрыт; с первым взглядом на ментов, выдергивающих из толпы каждого десятого на выходе из вокзала — проверочка документов в надежде обеспечить себе мелкий гешефт; так вот, со всеми этими милыми детальками на путника спускается такое осознание собственной нежелательности, что хочется срочно уехать домой. Но это, как правило, невозможно. И ты чувствуешь себя зубной пастой, которую чья-то жестокая рука выдавила из уюта тюбика, тотчас же закрутив колпачок. И возврата нет, твоя уязвимая белизна сейчас будет размазана по чьим-то острым зубам.

Если мы примем во внимание отсутствие спасительной суммы денег в кэше или на карточке — денег, которые способны решить большинство проблем новоприбывшего, причем как с ночлегом, так и с милицией; если мы вспомним о космическом морозе, о грязном снеге повсюду, о шакалах, прыгающих на размякшего от длительного переезда гостя столицы с предложением довезти его куда угодно в пределах Садового всего за каких-нибудь семьдесят долларов, мы поймем, каково Ясе делать первые шаги по Третьему Риму.

* * *

— И самый дешевый вариант у нас будет… — в трубке слышно клацанье ноготков оператора по клавишам. — Семьсот пятьдесят долларов за однушку на Зоологической. Двадцать четыре квадратных метра, без ремонта. Есть кровать, сантехника — написано, правда, старая. Так что особо, знаете, не ждите… За такие деньги… На полу — линолеум. Заморозить этот вариант? У нас быстро все, что до тысячи, улетает. Поставить на паузу?

Яся сидит в чебуречной, в которой все состоит из пластика — стены, окна, стойка, посуда. Затянутая в пластиковый фартук девушка убирает с липких пластиковых столиков белую пластиковую посуду — она сгружает ее в пластиковый совок и опорожняет его в зеленую пластиковую урну, затянутую черным пластиковым пакетом. Закажи Яся чебурек, он тоже будет пластиковым — разогретым в микроволновке, желтоватым, тягучим, как потекшая пластмасса. Но она не может заказать чебурек. По причине, имя которой — Москва, чебурек с чаем стоят десять долларов. А потому Яся пьет чай, просто чай из пластикового стаканчика, гофрированного, как презерватив.

— Скажите, а ничего дешевле семисот пятидесяти у вас нет? У меня просто с деньгами туговато…

— Девушка, вы должны понимать, что семьсот пятьдесят — это, во-первых, очень дешево для Москвы сейчас. Во-вторых, это стоимость квартиры в месяц. — Голос в трубке становится строже. — При подписании с нами соглашения вы должны заплатить хозяевам за два месяца вперед и нашему агентству за услуги по поиску и сопровождению сделки — сумму, эквивалентную месячной плате за жилье. Итого получается по Зоологической — две тысячи двести пятьдесят, вносится при заселении. Это дешево, этот вариант сейчас оторвут, если мы его не притормозим. Так стопить или нет?

— А если комнату, допустим, снять? Комнату, а не целую квартиру?

Перед Ясей на липком столике — горка бумажного сора: вскрытый конверт с новой симкой, соглашение с мобильным оператором, газета «Жилье», название которой она в первый раз правильно прочитала с «у» вместо «и», счет за чай. Этот сор — все, что принесла ей новая жизнь. Бумажки бесполезны, но их страшно выкинуть — вдруг телефон потребует ввести пин-код еще раз. Очень многие вещи в нашей жизни мы держим возле себя именно по этой причине. Они бесполезны, но их страшно выкинуть. Для того чтобы почувствовать это, нужно собрать в рюкзак вещи, которых без стирки хватит на неделю, и уехать в город, где тебя никто не ждет.

— Девушка, у нас крупное международное агентство. Мы не занимаемся сдачей комнат. Мы ищем для наших солидных клиентов только отдельное жилье. Вам нужно обратиться к кому-нибудь помельче. Но вообще-то… — голос в трубке становится уютней. — Я лично вам бы не рекомендовала. В любом московском агентстве попросят внести плату за два месяца плюс гонорар, заплатите в итоге тысячу вместо двух. Не меньше точно. А что получите в итоге?