Солги обо мне. Том второй - Айя Субботина

всей страстью, которая бьет через край. А влажные чавкающие звуки между нами – тому отличное подтверждение.

Кончаю я все же первый. На считанные секунды, но первый. Позор на мои седины. Разряжаюсь в нее тугой раскаленной струей, которая, кажется, становится спусковым крючком для ее собственного оргазма.

Венера выгибается так сильно, что едва удерживается в кресле, но я не позволяю ей упасть. Она кричит. Так громко и пронзительно кричит, что напрочь перекрывает звуки все еще играющей музыки. Да какая там музыка? Вот она самая желанная и настоящая музыка для моих ушей!

Не останавливаюсь, продолжаю входить в нее, когда собственное тело бьет жестокая дрожь, когда удовольствие заполняет и разрывает на части.

Чавкающие звуки становятся еще отчетливее.

И все же постепенно они стихают. Потому что это слишком сильно, чтобы терпеть. Потому что тело молит о передышке. Потому что каждая нервная клетка в таком возбуждении, что еще немного – и просто взорвусь.

— Не выходи, - просит Венера.

Ее тело все еще подрагивает. Особенно когда едва заметно двигаюсь в ней.

Я хочу брать ее снова и снова. Хочу снова и снова видеть эти широко раскрытые сверкающие глаза. Хочу наслаждаться ею.

— Я не очень громко кричала?

— Ты кричала ровно так, чтобы я снова захотел тебя… - наклоняюсь над ней, - потанцевать.

— Прямо сейчас? – удивляется Венера.

— Ну… минут через пять-десять. Успеешь отдохнуть?

Венера улыбается и хитро жмурится.

— А я и не устала.

Глава двадцатая: Юпитер

Глава двадцатая: Юпитер

— Я правда ее муж, - в третий раз говорю на своем хорошем английском девице на ресепшене, которая смотрит на меня так, будто я какой-то гриб с дальних глубин космоса и разговариваю абсолютно непонятным ей образом. - Вот!

Тычу пальцем в свидетельство о браке, которое предусмотрительно захватил с собой.

Девица с опаской переводит взгляд на строчки, которые я уже битых минут двадцать пытаюсь выдать за самое лучшее доказательство своей правоты. Если бы все это происходило на моей территории, я бы уже давно схватил тупую овцу за волосы, пару раз протер бы пол ее лошадиным лицом и, уверен, она мигом стала бы намного понятливее и сговорчивее.

— Сеньор… Калашников? - бормочет она, вчитываясь в буквы.

— Олег Викторович Калашников, - представляюсь полным именем.

Ее напарница, которая сидит за стойкой ресепшена и как будто приросла к телефонной трубке, изо всех сил пытается сделать вид, что не вникает в наш диалог, но я, окончательно сатанея, тянусь к ней и грубо нажимаю на кнопку завершения звонка на большой пластиковой «тумбе» стационарного телефона. Она округляет глаза от возмущения и тянется куда-то под стол, видимо, чтобы вызвать охрану.

— Послушайте! - Теперь, когда внимание обеих полностью сосредоточено на мне, миролюбиво поднимаю руки ладонями вверх и тут же «переодеваю» лицо на почти скорбящее и умоляющее. Ненавижу это, но здесь, в идиотской европейской стране с их трясучкой на тему конфиденциальности, похоже, больше вообще ничего не работает. - Я просто хочу увидеть свою супругу. Она здесь - я знаю. Я несколько месяцев рыл носом землю, чтобы узнать, где она!

— Носом… землю? - переспрашивает та, что секунду назад говорила по телефону.

— Очень долго ее искал, - исправляю свой неудачный фразеологизм. - В последнее время у нас.. были некоторые разногласия. Она почему-то решила, что ее травма повлияет на мое отношение и просто сбежала. Говорила, что не будет портить мне жизнь, что я еще слишком молод, чтобы…

Я делаю трагическую паузу и даже изображаю еле сдерживаемые слезы.

Девицы продолжают смотреть на меня в две пары коровьих глаз, но через минуту одна их них, хоть другая то и дело одергивает ее за рукав белоснежного халата, спрашивает:

— Вера Александровна?

— Вероника Александровна, - поправляю ее ошибку - уж не знаю, намеренную ли, чтобы еще раз меня проверить, или неумышленную.

Снова стучу пальцем в свидетельство о браке, в ту строчку, где написано ее полное имя.

Где-то внутри уже поселяется приятное чувство скорой победы.

Несмотря на тупость двух иностранок, не могу отказать себе в удовольствии бросить взгляд в сторону длинного коридора - скорее всего, именно по нему меня поведут навстречу к Нике. Каким будет ее лицо, когда она меня увидит? Растерянным? Испуганным?

Сжимаю ладонь в кулак, воображая, что между пальцами - ее белоснежные волосы.

— Сеньор Калашников. - Медсестра с именем «Роза» на бирке медленно, очевидно, чтобы не задеть меня своим ломанным произношением, снова вчитывается в имя на строчках документа. - Прошу прощения, но… я не могу выполнить то, о чем вы просите.

Я медленно, тратя последнее терпение на попытку затушить внутренний огонь, снова поворачиваю к ним головы.

— Что? - Не хочу даже думать о том, что сейчас на меня выльют грёбаную кучу формальностей. - Я два месяца искал свою жену, это стоило мне сил, нервов и денег. И вот теперь, когда я точно знаю, где она, вы говорите, что не можете отвести меня к ней?

Она открывает рот, но я уверенно тычу указательным пальцем в самый центр ее лица, надеясь, что, если услышу еще хотя бы одно слово поперек – смогу, по крайней мере, ткнуть и сделать дырку в том месте, где у нее находится незаполненная полость для мозга.

— Я ничего не хочу слышать, понятно?! Немедленно отведите меня к ней или, клянусь, я подниму на ноги посольство, полицию и самого господа бога, чтобы устроить этой паршивой больничке самые огромные неприятности, которые только можно вообразить. И не вообразить тоже!

Видимо, вторая все-таки успевает, незаметно для меня, вызвать охрану, потому что со стороны холла ко мне уже топает пара крепких ребят в полицейский форме.

Отлично, блядь! Просто полный пиздец на блюдечке!

«Ника, моя непослушная девочка, когда я заберу тебя домой и посажу под замок, у тебя будет все время мира, чтобы компенсировать мне каждую секунду сегодняшнего унижения!»

— Пожалуйста! - Я снова миролюбиво поднимаю руки. - Я просто хочу увидеться с женой. Отведите меня к ней, и вы сами увидите, что я говорю правду.

— Какие-то проблемы? - интересуется один из охранников, становясь по правую руку от меня, пока второй заходит слева.

Это все так по-киношному, что хочется просто громко хохотать, но, если я это сделаю - вряд ли «весельчаки»