Человек в поисках себя - Ролло Мэй

Такое применение религии часто и отчетливо проявляется на терапевтических сеансах, когда человек пытается отвоевать у родительского контроля толику свободы. При этом родители зачастую, с большей или меньшей деликатностью, выдвигают в качестве основного аргумент, что повиноваться родителям – это религиозный долг, наложенный на их отпрыска Божьей волей, ведь Бог хочет, чтобы он оставался подконтрольным родителям. В письмах, которые проходящие курс терапии люди получают от своих родителей, непременно обнаружатся ссылки на некоторые библейские пассажи, как например «Почитай отца твоего и мать твою», но никто не ссылается на более поздний догмат Христа, как он засвидетельствован в уже процитированном нами месте из Нового Завета: «И враги человеку – домашние его»[67].

Большинство родителей, разумеется, на словах будут утверждать, что они хотят исключительно полной реализации заложенного в их ребенке потенциала. Зачастую они даже не отдают себе отчета в том, что бессознательно цепляются и не отпускают молодого человека. Однако тот факт, что они ведут себя так, словно их сын или дочь смогут самореализоваться, лишь оставаясь на попечении, идет вразрез с их сознательными намерениями. Обретение сыном или дочерью свободы нередко пробуждает глубоко затаенный родительский страх, и этот страх лишь подтверждает, насколько трудно родителям в нашем обществе действительно поверить в потенциал своего чада (может, оттого, что им крайне трудно поверить в свой собственный потенциал) и насколько сильно стремление любой косной власти сохранить влияние даже ценой «переламывания» другого до полного повиновения.

Обоюдные конфликты лишь усугубляются тем, что борющемуся за автономию молодому человеку часто насаждают чувство обреченности, откажись он следовать родительским наставлениям. И это при том, что он и без того прикладывает немалые усилия, чтобы одолеть гложущие его изнутри чувства тревоги и вины, вызванные муками обретения свободы. Часто на этой стадии человеку снятся сны, в которых он предстает виновным и все же невиновным – виновным, как Орест, который непременно должен идти дальше. Одному человеку снился сон, что он был назван в числе обвиняемых сенатором Маккарти на заседании Сената, но при этом внутренне он был убежден, что не виноват.

Затруднение, в котором оказывается жертва властных посягательств другого, лишь усугубляется собственной инфантильной потребностью в заботе. Ибо внутри индивида присутствует тенденция сдать себя на поруки доминирующему человеку. Добрая половина моей терапевтической работы за последние 10 лет приходилась на помощь людям из весьма религиозных семей и тем, кто сделал религию своей профессией, а другая половина была посвящена работе с людьми, не питавшими к ней особого интереса. Мне удалось сделать ряд наблюдений, которые можно рассматривать как предварительные, но тем не менее довольно ценные для освещения ряда психологических последствий принятого в нашем обществе религиозного воспитания. Я привожу их здесь по двум причинам. Во-первых, они могут оказаться полезными тем читателям, которые относят себя к верующим, но хотели бы избежать той стороны религиозной жизни (равно как и любой другой области культуры), которая ведет прямиком в западню невроза. Во-вторых, эти наблюдения могут быть полезны и тем читателям, которые не относят себя к конкретной религиозной традиции, но подобно многим другим людям сегодня, и число их только растет, озабочены вопросом, где пролегает граница между теми аспектами религии, которые помогают обрести личные ценности, и теми аспектами, которые не помогают.

Эти наблюдения состоят в том, что люди религиозного воспитания склонны, во-первых, чаще других проявлять пылкость, когда дело доходит до изменения себя и собственной жизни. Но, во-вторых, они склонны к одной особенной установке, которую я бы назвал «священное право на заботу». Очевидно, что эти склонности исключают друг друга. Они параллельны двум противоречивым аспектам религии, о которых мы говорили выше и еще скажем в настоящей главе. Первая установка – живейший интерес к поиску решения своих проблем – не требует разъяснения. Она соответствует присущей личности уверенности в том, что жизнь наделена смыслом и ценностью, она же является конструктивным вкладом зрелой веры и, как мы покажем ниже, благоприятно влияет на терапию.

А вот установка на «священное право на заботу» – вещь совсем иного порядка. Она представляет собой одно из главных препятствий на пути достижения личной зрелости как в ходе терапии, так и в самой жизни. Такие люди с трудом переносят, когда их запросы рассматривают как проблему, которую нужно проанализировать, а затем и преодолеть, и они зачастую враждебно реагируют, когда их «право» недостаточно чтут, и чувствуют при этом, что их пытаются обмануть. Разумеется, им твердили «Бог позаботится о тебе» с тех самых пор, когда они распевали псалмы в воскресной школе, вплоть до сегодняшнего дня, когда та же самая идея в вульгарном обличье предстает в бесчисленных фильмах. Но на более глубоком уровне запрос на получение заботы, особенно ввиду того, что его фрустрация тут же дает враждебный отклик, является продуктом чего-то более укорененного. Я полагаю, что такая динамика является результатом того, что в прошлом эти люди от многого отказывались. Им приходилось уступать родителям свою способность и свое право на моральное суждение, и естественно, что обратная сторона неписаного договора состояла в получении права на безоговорочную опеку со стороны родительской власти и родительского суждения, подобно тому как раб располагает правом зависеть от своего хозяина. Поэтому они на самом деле обмануты, если родитель, а чаще фигуры, родителя замещающие, например, терапевт или Бог, не проявляет о них особую заботу.

Они приучены к тому, что счастье и успех придут к ним, если они были «добрыми», под чем чаще всего разумеют «послушными». Но само по себе послушание, как мы показали выше, только нарушает развитие в человеке этического сознания и мешает накоплению внутренней силы. Будучи покорным поступающим извне требованиям на протяжении длительного времени, такой человек утрачивает свою подлинную силу этического, ответственного поступка. Как бы странно это ни звучало, но выходит, что у таких людей меньше сил на то, чтобы стать добрыми и почувствовать сопутствующую этому радость. И поскольку, как однажды заметил Спиноза, счастье – не награда за добродетель, а сама добродетель, человек, отказывающийся от этической автономии, тем самым и в той же мере отступается от лежащей в его руках власти обрести добродетель и счастье. Что же удивляться тому, что он чувствует себя обиженным?

Мы точнее уясним себе, от чего именно приходится отказываться этим людям, когда взглянем на то, как «мораль послушания» с акцентом на «быть хорошим – значит подчиняться» обрела свою власть в современной культуре. Ее современная форма наследует образцам, возникшим в эпоху развития индустриализма и капитализма за последние четыре столетия. Нужно согласиться с тем, что подчинение человека машинному единообразию, упорядочение его жизни в соответствии с требованиями труда и бережливости и вправду привели к финансовому, а значит, и социальному росту, который продолжался на протяжении длительного отрезка современной эпохи. Человек мог поверить убедительным речам, что за послушанием непременно следует спасение, ведь если подчиняться требованиям труда, существующим в индустриальном обществе, можно постепенно скопить достаточную сумму денег. Любому, кому доводилось читать, к примеру, о деловой хватке первых квакеров и пуритан, известно, насколько хорошо уживаются обе эти установки, экономическая и моральная. «Квакерский доллар» был для средних классов настоящим утешением, лекарством от едкого чувства обиды за лишения, пережитые ими по вине системы послушания.