Полночная чума - Грег Кайзер

Бринк прошел в угол — там Уикенс нагреб охапку сена, чтобы устроить нечто вроде лежанки, — и посмотрел на Эггерса.

— Отвали, — произнес тот и попробовал вымучить улыбку, однако в конечном итоге лишь заскрежетал от боли зубами.

— Сделайте хоть что-нибудь, — произнес Уикенс, отрывая взгляд от раненого приятеля.

Бринк взял руку Эггерса. По дороге от скал он наложил раненому давящую повязку. Увы, за это время бинт уже насквозь пропитался кровью. Ручейки крови вытекали из-под повязки наружу, Эггерсу на запястье. Рука была сломана. Бринк нащупал длинный, толстый валик в том месте, где ей полагалось быть гладкой и плоской.

— Есть еще бинты? — спросил он.

— Это последний, — ответил Уикенс.

— Джуни, пусть этот пидор только еще раз меня тронет, — почти прошептал Эггерс.

Бринк ощущал на себя взгляд Уикенса. Впрочем, и взгляд Аликс тоже. И потому опустился на колени, снял бинт и ощупал края раны. Та была полна крови. Эггерс простонал и попробовал слегка отодвинуться. Пуля прошла навылет, раздробив локтевую кость, а может, даже обе — и локтевую, и лучевую. Не исключено, что пуля задела локтевую артерию, хотя причиной обильного кровотечения могло также стать нарушение мягких тканей. Выходное отверстие было шириной дюйма в полтора. Эггерсу в известном смысле повезло: кость изменила траекторию пули — иначе та наверняка вошла бы ему в грудную клетку. Ткань рубашки была порвана, повторяя кривой путь пули между рукой и телом, пока кусочек свинца искал, где бы ему выйти наружу.

— Он потерял много крови, — сказал Бринк. Пока он осматривал рану Эггерса, руки его даже не дрогнули. Спасибо Нолзу и тому парню на торпедном катере — старые навыки врача быстро возвращались к нему. Взяв у Уикенса санитарную сумку, которую тот извлек из своего рюкзака, Бринк нашел пакетик сульфанида, надорвал бумажную упаковку и обильно посыпал порошком рану — и входное, и выходное отверстия. Затем оторвал полоску ткани от нижней рубашки Эггерса, а также подкладку его пальто и все это плотно закрутил вокруг раны, а для прочности закрепил сверху шнурком от ботинок. Уикенс вытряхнул пыльное одеяло, которое нашел в углу сарая, и накрыл им раненого.

Заметив в санитарной сумке Уикенса шприц с морфином, Бринк вытащил и его. Увы, дыхание Эггерса уже стало частым и поверхностным. У старика начинался шок. Морфин может снять боль, но и убить раненого тоже может. И Бринк сунул шприц в карман пальто.

Он сел, оперевшись на пятки, и неожиданно понял, что будет с Эггерсом независимо от того, приложит он усилия к его спасению или нет. Без надлежащей медицинской помощи старик умрет. Рана и длительная ходьба лишили его последних сил. Возможно, он протянет еще пару дней, но это самое большее. А потом неизбежный конец. Болевой шок или инфекция сделают свое дело.

— Сделайте хотя бы что-то, — повторил Уикенс. В его голосе слышалась слезная мольба.

— Все медикаменты были в моей сумке.

— Тогда почему ты не держал ее как следует, ты, грязный ублюдок! — огрызнулся Уикенс и, схватив Бринка за пальто, рывком заставил подняться на ноги. — От тебя никакой пользы, Бринк. Ты для нас обуза, вот ты кто такой. Это тебе зачем-то понадобилось вставать на скале в полный рост, ты, безмозглый идиот, это из-за тебя Сэм схлопотал пулю! — орал Уикенс, брызжа слюной.

В какой-то момент Бринк подумал, что англичанин его ударит.

— Сделай хотя бы что-то! — крикнул в очередной раз Уикенс и притянул Бринка за ворот пальто почти вплотную к себе. Теперь они смотрели друг другу в глаза.

Бринк уперся англичанину рукой в грудь и, что было сил, оттолкнул от себя. Уикенса он не боялся. Как можно кого-то бояться, когда есть куда более страшный враг, и этот враг наверняка уже разгуливает по его телу.

— Я сделал все, что мог в этой ситуации, — произнес он.

— Джуни, — прошептал Эггерс. Лицо его было бледным, как полотно.

— Сэм, помолчи, прошу тебя, — ответил Уикенс с нежностью в голосе и вновь опустился рядом с раненым.

— Чертовы лягушатники, Джуни, — тихо произнес старик. — Говорил я тебе, что они нас угробят.

— Если мы отвезем его к врачу, у которого есть необходимый инструмент, то кровотечение еще можно будет остановить, — сказал Бринк. — А еще ему нужна кровь. Переливание. Возможно также, что ему придется ампутировать…

— Не хватало еще, чтобы этот ублюдок оттяпал мне руку! Скажи этому недоумку, чтобы он заткнулся, — прошептал Эггерс. Его голос звучал еле слышно, словно далекое эхо чьих-то слов. — Прошу тебя, Джуни.

— Не волнуйся, я ему не позволю, — успокоил товарища Уикенс. — Он к тебе даже пальцем не притронется, клянусь тебе.

В его голосе больше не было ни злости, ни раздражения.

Эггерс его не услышал, потому что впал в забытье.

Бринк подошел к грузовику и опустился на земляной пол, прислонившись спиной к грязному колесу. Аликс тотчас повернулась к нему. Сама она сидела на перевернутом ведре и аккуратно чистила ножом яблоко. Лезвие ножа было длинным, дюймов семь-восемь. Это был тот самый нож, который Уикенс всадил на скалах немцу в грудь. Кожура свисала с яблока длинной спиралью.

— Il va mourir? N’est ce pas? — спокойно спросила она.

В солнечных лучах, проникавших сквозь щели в досках, она показалась Бринку красавицей, хотя тон ее вопроса заставил его внутренне содрогнуться.

— Он умрет? — повторила она вопрос, после чего с хрустом откусила яблоко.

Бринк потер правую ногу над краем башмака — ныло то самое место, где в тридцать седьмом у него случился перелом.

— По-моему, он умрет, — задумчиво сказала Аликс, продолжая грызть яблоко. От спокойствия в ее голосе у Бринка по спине побежали мурашки. Он закрыл глаза и в следующий миг услышал, как огрызок приземлился где-то среди травы. — Где твоя сумка? — поинтересовалась Аликс. — Та, что с медикаментами?

Бринк даже не стал открывать глаз.

— На дне моря, — буркнул он.

Молчание, затем новый вопрос:

— Те таблетки, которые ты мне дал, чтобы я не заболела. Их тоже больше у тебя нет?

— Нет, — ответил Бринк, не открывая глаз. И таблетки, и бесценный А-17, шприц, иглы и все остальное, что еще могло спасти Эггерсу жизнь, сейчас покоятся на морском дне.

— Comme lui, je vais mourir,[23]— заметила Аликс.

Бринк открыл глаза и посмотрел на нее. Нет, не больничные стены придавали ее глазам зеленый цвет. Их яркая зелень была сродни зелени полей на рассвете июньского дня. Его рука вновь потянулась к ее волосам, и на этот раз девушка не отпрянула.

В этом отношении она была почти как Кейт. А Кейт не ведала страха. И не боялась показаться умнее окружавших ее мужчин. Именно это ее качество и привлекло к ней Бринка. Но у Кейт был один недостаток: ее бесстрашие завело ее слишком далеко. Она тестировала актиномицин на самой себе, а все потому, что ничего не боялась. И хотя у Бринка имелись относительно препарата серьезные сомнения, она отказывалась слушать его доводы.