Когда ее не стало - Михаил Март

Профессор вышел в просторный коридор и открыл дверь, не поглядев в глазок. У Крылова не было врагов, он никого не боялся. Гость, стоявший на площадке, тоже не напугал его, скорее удивил. Перед ним стоял один из тех, кого он меньше всего ожидал увидеть, – секретарь мэра Эдик Ордовский.

– Чем обязан вашему визиту, Эдуард Николаевич?

– Нужно поговорить. Дело важное.

– У меня с мэром официальные отношения.

– Вопрос касается меня лично. Я знаю о ваших официальных отношениях. Но частные вопросы вы решали через меня.

– Тем более ваш визит неуместен.

– За разговором и решим, что уместно, а что нет. Конечно, я могу уйти, но за последствия не отвечаю.

Крылов нехотя посторонился, и Эдик вошел в квартиру. Они прошли в гостиную, хозяин предложил незваному гостю сесть в кресло, сам сел напротив и начал холодно разглядывать его.

– Я больше не работаю на Пичугина, – заговорил Ордовский. – Он меня избил и выгнал на улицу в чем мать родила. Самодур и псих, иначе не скажешь. Я думаю, на следующее утро он понял, какую ошибку совершил. Теперь ему ничего не остается, кроме как убить меня. Мэр подключит к этому делу и преданных ему полицейских, и бандитов. Впрочем, полагаю, он уже это сделал. Для меня ворота города закрыты, и уехать я не смогу. Спрятать меня можете только вы. Здание Института судебной медицины имеет статус неприкосновенности. Государство в государстве, своего рода Ватикан. Но главное, что меня там искать не станут. Мы ведь с вами всегда были в натянутых отношениях.

– Позвольте, но почему я должен это делать? Согласен, с мэром и с вами у меня натянутые отношения. Но я не хочу вмешиваться в ваши распри. У меня своих забот хватает.

– Хотите, чтобы их стало еще больше? – задал вопрос Ордовский.

Они говорили тихо, без эмоций, словно ни о чем, просто чтобы поддерживать разговор, как чужие люди, оказавшиеся в самолете на соседних местах.

– О чем вы? – приподнял брови Крылов.

– Видите ли, Савелий Аркадьевич, в течение последних десяти лет я вел дневники, а точнее, писал мемуары. Всю жизнь мечтал стать писателем. Не суждено. Вскоре я понял, что из моих мемуаров может получиться настоящий бестселлер. Книга года. Великолепный триллер. Но если речь идет о фактах, а не о фантазии и форма изложения не литературная, а скорее документальная, то каждый сможет потребовать от меня доказательств. Иначе вся история останется словоблудием и на меня можно будет подать в суд за клевету. Вот тогда я начал собирать компромат и копировать важнейшие документы, а также делать записи ответственных разговоров. Пичугин всегда считал меня исполнительным дураком, и меня этот статус вполне устраивал. Сейчас у меня набралось материалов на пятитомное издание. Если я не могу выехать из города, то это не относится ко всем остальным. Документы я передал доверенному лицу, и они уже доставлены в Москву. Если со мной что-то случится, то весь материал будет отправлен в Генеральную прокуратуру и Министерство внутренних дел. Только так я смогу себя обезопасить. Вашей персоне посвящена отдельная глава, Савелий Аркадьевич, и к ней прилагаются тоже очень любопытные документы. Я принес вам копии для ознакомления.

Ордовский достал из пиджака пухлый конверт и передал профессору. Глядя на секретаря, трудно было поверить, будто его выгнали из дома в чем мать родила. На нем были прекрасный дорогой костюм, элегантные туфли и модный галстук. Несмотря на то что Эдик побрил голову и отрастил бородку с усами, он все-таки остался узнаваемым – слишком часто его портреты появлялись в газетах. Лицо секретаря всегда выглядывало из-за левого плеча мэра. Встретив этого человека на улице, можно не вспомнить его имя и должность, но его легко принять за давнего знакомого или популярного артиста. С таким штампом на лбу опасно разгуливать по улицам, особенно учитывая тот факт, что на тебя ведется охота.

Крылов внимательно просмотрел бумаги.

– Документация стоящая. Я готов вас спрятать. Но учтите, условия будут очень плохими. У нас в институте есть подвал с камерами. Обычные железные клетки. Их шесть. Жесткие койки, полумрак. Правда, питание хорошее, а охрана не грубая. Там мы держим запущенных наркоманов, которых пытаемся вернуть к жизни. Очень беспокойные соседи, особенно когда начинается ломка. Но это единственное надежное место, где вас никто никогда не найдет.

– Я согласен, – не задумываясь ответил Ордовский. – Только вы должны понять простую вещь, Савелий Аркадьевич. Я не блефую по поводу документации, которая может быть передана в Москву. У меня есть договоренность с моим представителем. Каждый вечер, с шести до восьми, я должен ему звонить. Не домой, разумеется, а на телеграф. Имитировать мой голос невозможно. Он спрашивает у меня пароль. Это пять цифр. Пароль меняется ежедневно. Цифры – часть телефонного номера. Я помню их наизусть, а он пользуется телефонной книжкой, которую я ему передал. Он называет имя, а я – номер. Последние пять цифр.

– И если вы не позвоните, значит, вас убили и он начинает действовать. Остроумно. Я не собираюсь вас убивать. Вот мэра убил бы. Он того заслуживает. Но я ставлю перед собой только реальные задачи.

Ордовский усмехнулся.

– Вы что же, решили, будто я навечно собираюсь поселиться в вашем бункере? Нет, это дело временное. Пичугину недолго осталось. По случайности он упустил двух профессионалов, так называемых чистильщиков. Рано или поздно они до него доберутся. У этих ребят многолетний опыт. Такие люди обмана не прощают. Я их видел и знаю, о чем говорю.

– Смерть мэра станет праздником для города, – рассмеялся профессор. – Его боятся, пока он живой. Покойники никому не страшны. Ему устроят пышные похороны, сопровождаемые праздничным салютом.

– Ждать осталось недолго.

Крылов повеселел и даже предложил выпить гостю, которого раньше терпеть не мог.

На журнальном столике появились бутылка бренди и бокалы.

Они встретились в любимом парке Светланы. Это было тихое, уединенное место. Небольшая полянка и знакомый тополь, на коре которого ножом вырезали памятку: «Света + Сережа = любовь». Светлана с мужем часто приезжали сюда и устраивали на поляне пикники. Особенно хорошо здесь было осенью, когда клен раскрашивал свои листья в красный цвет, дуб – в оранжевый, а березы – в желтый, и только ели оставались зелеными.

На этот раз на свидание пришел Ефим. Светлана чувствовала себя виноватой, будто изменяла мужу.

Просто она считала это место священным.

– Тут с компасом заблудишься, – сказал Ефим, выходя на поляну, окруженную лесом.

– Нашел же.

Светлана сидела на траве, скрестив ноги. Щеблыгин пристроился рядом.

– Ну, что дала твоя разведка боем? – спросил Ефим.

– Нужный результат. Я не ошиблась. Нам надо найти независимых экспертов. Как ты догадываешься, я не могу обратиться с такой просьбой к мужу. Нам необходимы другие химики. В столе профессора Неверова я нашла коробку с полосками бактерицидного пластыря. На коробке – штамп аптеки, это главное открытие. Я стащила две полоски.