Приговоренный к жизни - Анна Данилова

Все, друзья мои, а теперь предлагаю всем отправиться к Вадиму Клецу и уж потом – по домам.

Дом отдыха «Синий залив», расположенный на окраине волжского села Синенькие, стал для Вадима настоящей тюрьмой. Если, находясь в городе, он мог выйти из дома и затеряться в людской толпе, смешаться с нормальными, не замешанными в мерзких делах людьми, раствориться в самой жизни, то здесь, даже выйдя из своего номера, он мог смешаться только с березами, тополями, лугами и рекой. Вокруг было тихо, люди бродили по аллеям со счастливыми, как ему казалось, лицами, и даже если эти люди и были обременены проблемами, они ничего не стоили по сравнению с тем, что мучило его. Они не были преступниками. Возможно, у кого-то из этих отдыхающих здесь женщин и мужчин были сложности в личной жизни, не хватало денег, не ладилось что-то на работе, может, они были больны, но им не грозила тюрьма. Иначе они бы не поглощали свои завтраки, обеды, полдники и ужины с таким аппетитом. Они все были нормальными людьми. Разговаривали, смеялись, наверняка крепко спали. И никому из них не пришло в голову пробраться ночью в морг, чтобы кусачками отрезать палец у мертвой девушки.

Если хотя бы кто-то из этих людей узнал, кто находится среди них, кто сидит за одним с ними столиком, бредет рядом с ними по аллее, сидит на берегу реки с задумчивым видом, они бы шарахались от него, показывали бы на него пальцами, плевали бы ему вслед и кричали: «Извращенец! Урод!»

Вадим не знал, как ему выкарабкаться из своего кошмара, как привести в порядок мысли и чувства. Он не находил себе места, просто не знал, как ему жить дальше.

Те радужные перспективы, которые рисовала сестра, девушка со стальными нервами и явно без сердца, казались ему детскими рисунками, он не верил ни единому ее слову. Да, конечно, потратить деньги, чтобы купить дом во Франции, она сможет, не так-то это и сложно. Но вот взять его к себе, постараться помочь ему устроиться в новой жизни, окружить теплом, любовью и заботой, как это делали его родители, люди, которых они с сестрой презирали за их скучную, наполненную трудом и мелкими радостями жизнь, она не сможет. В лучшем случае она поселит его в одной из комнат своего дома, займется устройством личной жизни, карьерой, а потом, когда осознает, что он для нее – напоминание о преступлении, которое они совершили вместе, постарается избавиться от него и, скорее всего, отправит обратно в Россию, домой, к родителям. К тем самым родителям, от которых они сейчас собираются сбежать. А что родители? Чем уж они так плохи? Ну да, они обыкновенные люди со средним достатком, книг не читают, в театры и музеи не ходят, все свое свободное время проводят на садовом участке, выпалывая сорняки и выращивая картошку с помидорами, осенью собирают грибы, солят их, чтобы потом продавать на базаре. Все заработанные деньги плюс арендная плата за маленькую квартирку, оставшуюся после смерти бабушки, они тратят на оплату лицея, чтобы он, Вадим, получил хорошее образование. И когда у него возникают проблемы с учебой, когда родителей вызывают к директору или классному руководителю, чтобы рассказать об этом, как могут они не реагировать? Конечно, отец кричит на него, оскорбляет, мать плачет, жалея его… Дома скандалы. Он едет к сестре, живущей отдельно, жалуется ей на родителей, она жалеет его, говорит, что это не жизнь, потом перескакивает на свою излюбленную тему, что в России вообще жить невозможно, что нужно «срочно валить отсюда», «были бы бабки»…

Синенькие остались позади, Вадим сидел в служебном автобусе, курсировавшем между домом отдыха «Синий залив» и областным центром, смотрел на проплывающие мимо него безжизненные степи, зеркала подслеповатых озер и прудов, в которых отражалось белое небо, села с огородами, в которых трудились такие же простые трудяги, как и его родители, и ему вдруг захотелось поехать на дачу, туда, где уже несколько лет, освободив Вадиму свою городскую квартиру, жили мама с папой. Захотелось оказаться в маленькой кухне, занять свое излюбленное место возле окна и чтобы мама накормила его своими варениками с творогом. А еще захотелось сладкого клубничного компота, который мама всегда варила в мае – июне, когда начинала поспевать первая клубника. И пусть отец поворчит, пусть даже стукнет кулаком по столу, мол, ну и балбес ты, сынок, вместо того чтобы нормально учиться, оправдывая те деньги, что мы на тебя тратим, ты на уроках ворон считаешь… И в кого ты такой урод?

Он согласен был даже услышать все это, чтобы потом, когда отец уже успокоится, пойти вместе с ним в гараж, чтобы подремонтировать старый мотоцикл или проверить тормоза на его «Фольксвагене». Отец будет ему рассказывать о своих делах, о соседях, о том, как мать устает, что у нее суставы начали болеть, быть может, они поговорят даже о политике, о том, что беспокоит его, а потом мать позовет их обедать. И будут кислые щи, пюре с котлетами, салат из первых парниковых огурчиков, чай с булкой и халвой… И будет крепкий здоровый сон. Без кошмаров, без морга, без той девушки, которая не почувствовала, как ей откусывали палец…

Если бы он был сценаристом, то непременно вставил бы в фильм сцену, где эта мертвая девушка, являвшаяся в кошмарах главному герою, шептала, и голос ее разносился бы по всей Вселенной: «Мне больно, мне очень больно!»… Или: «Отдай мой палец!»

Волна тошноты снова подкатила к горлу. Они подъезжали к городу, автобус катил в сторону вокзала. Проехали мост, большую торговую площадь, показались железнодорожные постройки, ангары, склады, прачечные, станционные домишки, ряды запыленных тополей.

От вокзала до дома – рукой подать. Вадим вышел из автобуса, покачиваясь. Его вырвало в общественном туалете. Хотя там стошнило бы любого чувствительного и относительно здорового человека от одного запаха нечистот.

Он умылся и вышел на улицу. Глотнуть свежего воздуха не получилось: на улице стоял запах гари, копоти, этого же туалета и дыма от вокзальной шашлычной.

Он пешком побрел домой. Зашел в темный, провонявший кошачьей мочой подъезд. «Надо валить отсюда», – вспомнились ему слова сестры.

Поднялся, открыл дверь своими ключами. За дверями спальни слышались голоса. Он подошел, прислушался.

– Говорю же, город Тарб! Ты слушаешь меня или нет? Читаю дальше: «Дом меблирован и оснащен всей бытовой техникой, камин (дрова во дворе), косметический ремонт, но это Франция – они ремонт делают раз в 50 лет, так что там вполне прилично, все чисто…» Хватит курить, уже вся квартира провоняла твоими сигаретами! Вот купим дом, уедем отсюда и начнем новую жизнь! Бросим курить! Я по утрам буду тебе варить какао…

– Ты меня за дурака, что ли, держишь? – раздался низкий мужской голос. – Ты уж определись, кому какао собираешься варить, мне или своему братцу.

– Лева, какой братец, о чем ты? Он еще школьник! Ему сначала надо лицей окончить, потом в институт поступить, чтобы получить профессию. Да у него к тому времени уже своя жизнь начнется, студенчество, девушки, новые планы… И не факт, что он захочет к нам приехать. К тому же, может, и у нас к тому времени уже ребенок будет, семья…

– Какой ребенок, Люся?! Слушаю тебя… Ну, ты точно дура! У меня своих двое спиногрызов, нет, спасибо, я уже наелся этой семейной жизни.