Обманутое время - Нора Робертс

— Какие у тебя хорошие родители.

Либби повернулась к Кэлу и обвила его шею руками.

— Ты им тоже понравился.

Он поцеловал ее в щеку.

— Маме — да, наверное.

— И отцу тоже.

— Будь у меня год-другой, возможно, я бы и сумел завоевать его доверие.

— Сегодня он уже не так мрачно на тебя смотрел.

— Да. — Задумавшись, он потерся о ее плечо щекой. — Так, немножко насупленно. Что ты им скажешь?

— О чем?

— О том, почему я не остался здесь, с тобой?

— Я скажу, что ты улетел домой. — Либби отрепетировала свой ответ заранее, поэтому слова вылетели легко, непринужденно. Так непринужденно, что ей стало тошно.

— И все?

Она понимала, что он может подумать, будто она черствая.

— Они не станут приставать ко мне с расспросами, если я не захочу. Всем будет проще, если я скажу правду.

— Какую правду?

Он что, специально хочет все усложнить? Либби беспомощно пожала плечами:

— Что у нас с тобой ничего не получилось и каждый пошел своей дорогой.

— Да, наверное, так будет лучше всего. Ни недоразумений, ни сожалений.

Разозлившись, Либби сунула руки в карманы.

— Ты можешь предложить что-то получше?

— Нет. Ты все отлично придумала. — Кэл отошел, злясь на себя, злясь на нее. — Мне нужно на звездолет.

— Знаю. А я собиралась съездить в город, купить фотокамеру и кое-что еще. Если удастся рано вернуться, заеду к тебе, посмотрю, как продвигается ремонт.

— Отлично! — Кэл был в смятении. Но будь он проклят, если ей сейчас легко. Он порывисто прижал ее к себе.

Поцелуй вышел страстный, с привкусом гнева и досады. Либби охватила паника — ей никак не удавалось восстановить равновесие. Она не желает дать ему то, о чем он не решается попросить. Полная капитуляция! А ведь он никогда ни о чем ее не просил. Загнанная в угол, она не может успокоиться, а он, как бы сильно ни хотел, не может требовать.

Его руки властно провели по ее спине снизу вверх, а потом сверху вниз. Она могла бы попробовать вырваться. Но что-то ее останавливало, лишало сил — она не таяла, как раньше, она была как раненый зверь, с покорностью принимающий смерть. Почва уходила из-под ног. В прикосновении Кэла не было нежности, как и острого желания, как прежде. Поцелуй был похож на наказание — на жестокое, несправедливое наказание.

— Калеб… — Либби беспомощно хватала ртом воздух.

— Это тебе на память, — сказал он и круто развернулся, собираясь уйти.

Оцепенев, она смотрела ему вслед. Прижала дрожащие пальцы к губам, еще слабым после его натиска. Когда дыхание выровнялось, внутри вскипела ярость. На память? Она его запомнит, уж будьте уверены!

Либби ворвалась в дом, хлопнув дверью. Через несколько секунд снова выбежала и села в «лендровер».

Кэл страшно злился, хотя все шло идеально. Строго говоря, через двадцать четыре часа уже можно стартовать. Основной ремонт закончен, расчеты доведены до совершенства, и он сам, и компьютер не подкачали. Звездолет готов, а он — нет. Вот чем все закончилось.

Заваривая мини-лазером крошечную пробоину во внутренней обшивке, Кэл думал: Либби ждет не дождется, когда он, наконец, улетит. Вот до чего у них дошло… Она, наверное, сейчас в городе, покупает фотокамеру. Потом сделает несколько снимков на память и помашет ему рукой на прощание.

Он выключил лазер, проверил шов, снял защитные очки.

Почему Либби притворяется такой рациональной?

Потому что она на самом деле такая, напомнил он себе. Ее практичность и деловитость с самого начала приводили его в восхищение. А еще Либби умная, живая и очень застенчивая. С каким смущением она посмотрела на него в первый раз, когда он сказал, что хочет ее!

А потом, когда он впервые дотронулся до нее, ее бросило в жар, она вся дрожала. И какая она была податливая! Просто невероятно… Ругая себя, Кэл убрал лазер в инструментальный отсек, туда же бросил очки и захлопнул дверцу. Ни один мужчина во всей Вселенной не устоит против таких глаз, такого гибкого, податливого тела и такого манящего рта.

Кэл бродил по звездолету как неприкаянный и думал: в том-то и дело, наверное. Ни один мужчина перед ней не устоит. Наверное, раньше Либби просто не обращала внимания на мужчин. Была слишком поглощена книгами, работой и разными теориями о способах общественного устройства. Однажды она снимет очки, оглянется по сторонам и поймет, что вокруг полным-полно мужчин из плоти и крови, и все как один вожделеют ее. Кэла передернуло от отвращения. Наверняка она нарвется на какого-нибудь подонка, который соблазнит ее красивыми словами… и бросит.

Либби сама не понимает, сколько в ней скрыто страсти, жара и силы. Нет, теперь она уже кое-что понимает — благодаря ему. Он открыл для нее врата наслаждения… Черт побери, не открыл — взорвал! Как только он улетит, на его место тут же найдется другой охотник.

Кэл не мог найти себе места. Он то садился, то вскакивал. Ему казалось, что он сходит с ума. Наверное, действительно пора поместить его в обитую войлоком палату, о которой говорила Либби. Он не вынесет мысли о том, что другой прикасается к ней, целует, раздевает ее…

Выругавшись, он побежал в спальный отсек и начал наводить там порядок. Точнее, расшвыривать все по углам.

Он проявил эгоизм, повел себя нечестно. И ему все равно. Придется смириться с тем, что Либби дальше пойдет своей дорогой и что в ее жизни будет любовник — или, скорее, любовники… Кэл стиснул зубы. Наверное, у нее будут муж и дети. И с этим придется смириться. Но будь он проклят, если ему нравится такое развитие событий!

Швырнув кроссовку в угол, он посмотрел на висящую над койкой фотографию родных. Его родители… Он изучал их лица предельно внимательно, улавливая каждую черточку, как никогда раньше. В последний раз они виделись три… нет, четыре месяца назад. Плюс, конечно, несколько столетий.

Они красивые, сильные люди, хотя у папы лицо, как всегда, немного смущенное. Родители всегда были довольны им, были уверены в своей жизни и точно знали, чего хотят. Кэл живо представил себе, чем они сейчас занимаются: мама корпит над толстым научным трудом, а отец подрезает в саду цветы, насвистывая сквозь зубы.

Нос у него мамин. Заинтересовавшись, Кэл подвинулся ближе к снимку, чтобы лучше рассмотреть лица родителей. Странно, раньше он никогда этого не замечал. Очевидно, мама была довольна тем носом, какой получила при рождении, и передала его ему.

И Джейкобу тоже, понял он, разглядывая лицо брата. Правда, Джейкобу мама передала и свой отточенный ум. Интеллект — всегда дар, с ухмылкой подумал Калеб. Кажется, именно поэтому Джейкоб такой сорвиголова, такой неугомонный и нетерпеливый. Он вспомнил, как мама говорила, что Джею-Ти, как они все его называли, больше нравится спорить, чем дышать.