Прощайте, колибри, хочу к воробьям! - Екатерина Вильмонт

– Ты считал, а они сделали!

– Но я собирался внести второй взнос…

– Собирался он…

– Папа, что мне делать?

– Ехать к ней! Падать в ножки…

– Папа, я, конечно, с этими деньгами промедлил, но за это она не была ко мне в претензии… Тогда в чем я должен каяться?

– Да не каяться… Да, дожил до таких лет, а без папы разобраться с женщиной не можешь! Только не говори, что до сих пор как-то справлялся. И судя по воплям этой сучки, неплохо справлялся. Костя, да это шваль, неужто ты в женщинах видел только экстерьер?

– Папа, я все уже давно понял, но что конкретно мне делать? Да еще и Пафнутий объявил голодовку…

– По-моему, это твой шанс!

– Что?

– Пафнутий. Там же какая-то безумная любовь… Чтобы кот так кинулся на защиту хозяйки, причем ведь физически эта баба Жене не угрожала…

– Папа, но это же смешно – рассчитывать, что она выйдет замуж за кота!

– Действительно, абсурд.

Отец и сын рассмеялись.

– Думай, сын! Думай!

Интернет взорвался! Никому неведомый певец получил приглашение в Метрополитен-опера! Ролик с ариозо Роберта в исполнении Мунтяну за неделю побил рекорды посещаемости в Ю-Тубе. Никто не мог такого ожидать! И, разумеется, куча грязных сплетен тоже появилась, а как в Интернете без этого! Кто-то даже додумался до такого: «Евгения Истомина, в свое время выведшая на орбиту своего гениального брата Антона Истомина, по-видимому, собралась с силами для нового броска – теперь она поддерживает Андрея Мунтяну, никому не известного до сей поры баритона из России, молдаванина по происхождению. Голос у Мунтяну и вправду недурен, так что мощные связи госпожи Истоминой приносят свои плоды – Мунтяну уже приглашен в Метрополитен-опера в Нью-Йорке!

В случае с братом все было понятно, а тут… Вряд ли у Мунтяну есть средства, достаточные, чтобы оплатить услуги госпожи Истоминой, а посему создается впечатление, что бедному певцу приходится расплачиваться, что называется, натурой. Впрочем, госпожа Истомина еще довольно привлекательная женщина…» И все в таком роде. Ну и, разумеется, фотографии: мы с Андреем в магазинах, в пивной и т. п.

Андрей пребывал в такой эйфории, что даже не замечал этих пакостей. Я только посмеивалась. Но Мирон негодовал!

– Вот поймал бы скотину, своими бы руками придушил на фиг!

– Да не обращай внимания! Это же клоака! Всякий идиот и недоносок имеет возможность выплескивать в Сеть свою злобную зависть, свои комплексы. Не бери в голову! Зато Андрей уже получил чуть ли не всемирную известность! Ищи в этом дерьме жемчужное зерно!

– Я люблю тебя, Женька!

– Мирон, мы же договорились!

– Хорошо. Я тебя ненавижу!

– Вот так-то лучше!

Через три дня мы с Фариком летели в Барселону, на два концерта. Он был очень печален.

– Фарик, что с тобой?

– Да так… Знаешь, я тут много музыки слушал и пришел к выводу, что я никудышный дирижер…

– Как интересно!

– Понимаешь, успех у публики и даже у критиков – это чепуха, главное, как ты сам себя оцениваешь. Я вот послушал записи Фуртвенглера… Вот это был дирижер! Знаешь, он как-то слушал в «Ла Скала» «Фиделио», а дирижировал Караян, можешь себе представить? Так Фуртвенглер сказал о нем: «Я недавно летел на самолете и видел в окно поля цветов. Красиво, но запаха-то нет». Вот и мне кажется, что у меня нет этого запаха…

– Фарик, мы же не знаем, что говорил, допустим, Тосканини о том же Фуртвенглере…

– Ты чудо, Женька, – вдруг улыбнулся он. – Тосканини однажды услышал по радио, как Фуртвенглер дирижирует «Тристаном» и схватился за голову: «Он играет на семь минут медленнее, чем надо! Он с ума сошел!»

– Да-да, я знаю, а Фуртвенглер на это заявил, мол, передайте Тосканини, что я немец, а немцы даже ходят медленнее итальянцев! Так что успокойся, Фарик…

– Жень, скажи, а это правда?

– Что?

– Что ты согласилась выйти за Мирона?

– Так! Он тебе проболтался?

– Ну да. Он подвыпил на радостях и под большим секретом мне признался…

– А ты зачем проболтался?

– Я понимаю, Женечка, ты это сгоряча, от обиды на своего Костю… Но только ничего у вас с Мироном не выйдет. Вы с ним овощи с разных грядок. Я от всей души желаю счастья и тебе и ему, но…

– А разве так важно быть с одной грядки?

– Да. С годами это начинаешь понимать. Конечно, бывают исключения…

– Мирон – чудесный человек!

– Согласен. И прекрасный друг… И вообще… Но, поверь, выйдя за него, ты будешь несчастной, ты ведь не любишь его. И еще потеряешь надежного друга. Знаешь, твой Костя не виноват в том, что когда-то сошелся с такой скверной бабой.

– Это я понимаю, я даже могу согласиться с тем, что она все наврала по поводу их недавней встречи. Я знаешь чего не могу пережить?

– Что это именно она?

– Да, и не только…

– А что еще?

– Что она называла его Тигром. Меня тошнит.

– Женечка, это чепуха, – улыбнулся Фархад. – Знаешь, если бы вся эта заваруха случилась лет эдак через восемь-десять и ты собралась бы за Мирона, я бы молчал… А сейчас этот брак – нонсенс. Если ты выйдешь за него, будешь несчастной, и он, кстати, тоже, а вы оба мои самые близкие люди, и я не хочу видеть вас несчастными. Помнишь, как у Пастернака? «Нас мало, нас, может быть, трое…»

– Фарик, а эта твоя футбольная жена, она что-нибудь в жизни читала?

Он рассмеялся.

– Только кулинарные книги.

– Вы с ней тоже были с разных грядок!

– И чем это закончилось?

– Но ведь ты любил ее?

– Я не знаю. Это было наваждение… Я увидел ее впервые в Марбелье, на пляже. Она была поистине совершенна, я глаз не мог оторвать. Но она была с компанией, и я даже подойти к ней не осмелился. А однажды я поехал верхом…

– Ты ездишь верхом?

– Да, и очень люблю, но почти никогда времени нет… Так вот, я поехал верхом и вдруг увидел ее. Она одна прогуливалась в парке. Я опять ослеп… А она сказала: «Ну надо же, живой принц…» Вот так и завертелось.

– Тебе ее не хватает?

– Нет. Все кончилось. Я прозрел, и мне стало стыдно. А впрочем, это уже прошлое, вот видишь, я уже смог спокойно рассказать тебе о ней. И мне даже стало легче. Знаешь, вероятно, самый умный поступок в моей жизни – это работа с тобой. Говорят, не надо работать с друзьями, это чепуха! Хотя… Если бы не ты, наша работа с Мироном могла бы закончиться плачевно, – засмеялся он. – Вот поэтому я и хотел бы сохранить наш тройственный союз. А кстати, твой Костя не возражал бы?..