Срыв (сборник) - Роман Сенчин

– Давайте?

Вяло чокнулись и выпили… Валентина Викторовна хотела закусить, но вид еды вызвал тошноту. Перетерпела жжение, заговорила:

– Хорошо, сынок, надо перебираться. И вам надо, но и нам тоже надо. Мы тоже, как ты знаешь, не по своей воле здесь… Так давайте вместе решать, как быть нам. Квартиру снимать? Но это временная мера. Год пусть, два, а дальше? Да и ты должен представлять, что такое постоянно с квартиры на квартиру… Вон у нас вещей сколько… Нам тоже, как и тебе, здесь невыносимо, и мы тоже хотим в город.

– И что делать? – требовательно спросил Артем. – Мы столько про это… а все продолжается. Не знаю, как нам всем переехать, – я говорю только за себя: я здесь жить не могу. Не мо-гу! Вам невыносимо, а мне тем более. Я родился в городе, там всю жизнь прожил и с какой стати теперь должен здесь?!

– Опять двадцать пять, – со стоном вздохнул Николай, торопливо плеснул спирта по стопкам, не предлагая остальным, выпил. – В общем, так. Последний раз говорю… – Он нашел взглядом глаза сына. – Я тебе тыщу раз говорил: хочешь жить в городе – езжай и живи…

– Да как там жить, блин?! Бомжарой?

– Устройся на работу, снимай жилье. Найди комнату в общежитии. Встань на очередь на квартиру, копи деньги.

– Спасибо! – хмыкнул Артем. – Бесценные просто советы!

– С-слушай…

Валентина Викторовна почувствовала, как напрягся, напружинился Николай, но голос его задрожал.

– Слушай-ка, чего т-ты от нас хочешь? Тебе скоро тридцать лет. Я в твои годы…

– Да слышал я это всё. И что тоже в милицию должен идти…

– Но что-то же надо предпринять! – вскрикнула Валентина Викторовна. – Ты отвечаешь не только за себя теперь – у тебя своя семья, сын. Распоряжайся жизнью.

– И как? Всё у меня отняли, сюда притащили, а теперь!.. – Артем тоже уже кричал; Николай замер, пристально смотрел на него. – Прошлое лето пахал как дурак – и нифига. Сто рублей в кармане… Больше, блин, не хочу. Хочу свою комнату, ванну, всё, что у меня было.

– Лентяй ты просто, – тихо, но безжалостно-внятно сказал Николай. – Лентяй и паразит. Ты палец о палец не ударил, чтоб нам тут нормально…

– Да не хочу я тут ничего! Я хочу туда, где жил, где…

– Иди и заслужи себе квартиру, как я заслужил.

– Да уж. Бухих шмонать…

Николай подскочил, рванул сына за шкирку и поволок на улицу. Артем что-то хрипел… Валентина Викторовна оцепенело смотрела в стол. Но в голове хаотично метались мысли, не мысли даже, а какие-то блики мыслей; она пыталась выхватить из бликов настоящую мысль-озарение, благодаря которой всё изменится. Станет светлым… Нет, ничего – только бесполезные, засоряющие сознание блики…

Во дворе раздались крики, звук удара. Мягкий, но жутковато отчетливый.

– Пускай разберется, – сказала себе Валентина Викторовна. – Хам, действительно…

Но заставила себя подняться и выйти на крыльцо.

Мужа не заметила, а возле железной печки лежал Артем и, как показалось Валентине Викторовне, задумчиво смотрел в небо. Она и не поняла сначала, что произошло. Подумала с возмущением: «И чего он теперь валяется?!»

Когда-то Николай Михайлович гордился своими сыновьями. Радовался, наблюдая, как они растут, качал на коленях, изображая скачущую лошадь, смеялся над их потешными детскими словами, учил быть мужчинами… Когда старшему исполнилось лет двенадцать, началось охлаждение: сыновья стали отдаляться, у них появилась своя жизнь, свои дела, а уважение и любовь к отцу таяли, сменялись опасением получить, если слишком распоясаются.

Пока жили в городе, в благоустроенной квартире, пока Елтышев ходил на службу, мог отключиться, усевшись на диван и уставившись в телевизор, эта отдаленность от сыновей не особенно сильно ощущалась. Да, старший, Артем, бесцветный, вечно усталый, ленивый, но ненавязчивый, незаметный. По целым суткам он мог валяться на своей кровати, листая какие-то книги или слушая музыку, и Николай Михайлович даже, случалось, забывал о нем, точнее, старался не замечать того, что он не работает, ничего не делает… Младший, Денис, намного более симпатичный Николаю Михайловичу, живой, смелый, задиристый, в итоге поплатился за свой характер – изувечил одного и сел. Конечно, подкосил, тем более что, как знал Елтышев, вдоволь насмотревшись на тех, кто побывал в заключении, к нормальной жизни Денис вряд ли вернется. Такие через полгода, через год, два снова срываются и снова садятся. Поэтому он и не разделял надежд жены, что вот Денис приедет и поможет им и заживут все вместе крепкой семьей.

И вот так получилось, что на пороге старости, оказавшись в лачуге в одичавшей, гибнущей деревне, Николай Михайлович с женой не могли рассчитывать на помощь взрослых уже сыновей. Один сидит за глупую драку, другой попросту предал – предал в самое тяжелое время…

Потому что душой давно они были с Артемом чужими, Николай Михайлович смог пережить его смерть. Сам себе удивлялся, как это не сошел с ума, не свалился от разрыва сердца, а ощущает внутри почти спокойствие, даже какое-то облегчение.

Сотни раз потом он повторял мысленно свое движение, когда выбрасывал сына из сенок, казалось, снова и снова слышал тот звук удара головы Артема о железо печки. И как наяву разреза́л уши крик жены, падающей рядом с сыном… И все же при всей жути произошедшего настоящего ужаса Елтышев не испытывал.

Конечно, первым желанием было во всем признаться участковому, вытянуть руки, чтоб защелкнул на запястьях наручники. Остановила Валентина: «А обо мне ты подумал?! Мне в петлю теперь?»

Были следователи, допросы, следственные эксперименты. В результате был сделан вывод, что Артем погиб в результате несчастного случая – нетрезвый оступился, при падении ударился затылочной областью об угол печки… Были натужные хлопоты по организации похорон – гроб искали, грузовик, нанимали мужиков, чтоб могилу выкопали… Была и та ночь, когда гроб стоял в комнате, горели свечи, неживо поблескивали искусственные цветы; табуретки у гроба пустели – никто не пришел прощаться. А утром похороны, черное опустошение последующих дней и недель… Ни вдову Артема, ни сватов за все это время Елтышевы не видели.

Кое-как побросали в пашню картошку, засеяли несколько гряд морковкой, редиской, луком, укропом, натыкали бледно-зеленую, вялую рассаду помидоров, капусты. Почти не поливали – к колонкам, на самый конец носиков, кто-то приварил болты. Поначалу люди изумились, тщетно пытаясь насадить на носики поливные шланги. Потом пошли к управляющему.

– Это не от меня зависит, – виновато и бессильно стал оправдываться тот. – Я сам, в принципе, против. «Энергоресурс» так решил – это ведь их колонки, водонапорка.

Люди завозмущались; управляющий повысил голос:

– Если болты сбивать будете, сказали, вообще воду отключат.

– А как нам огороды поливать? Скотину поить? Ведрами не натаскаешься…