Кот, который проходил сквозь стены - Лилиан Джексон Браун

— Ты шутишь!

— Он трется подбородком о рычажки и отпускает каретку или меняет ширину полей — не всегда в самый подходящий момент.

— Это он чистит зубы, — объяснила Рози. — Наш ветеринар говорит, что так коты снимают зубные камни. Ты должен отвезти Коко к дантисту. Нашему серому толстяку только что делали профилактику… Слушай, у тебя есть жесть? Арчу бы это подошло.

Она нашла жестяную коробку для ножей, и Квиллерен — разрываясь между долгом и дружбой — виновато сбросил два доллара. Рози сказала:

— Твоя статья об аукционе — высший класс!

— Следующая будет еще лучше.

— Что ты имеешь в виду? Арч мне ничего не говорил. Он никогда мне ничего не говорит.

Квиллерен рассказал о ночи, когда погиб Энди.

— Не могу поверить, — сказал он, — что Энди просто оступился и упал. Чтобы так приземлиться на шпиль, нужно быть акробатом. В тот вечер к Гланцу должны были прийти покупатели, чтобы посмотреть одну люстру. Если он как раз тогда снимал ее с потолка, это значит, что они уже одобрили ее. Другими словами, они были там, когда он упал!.. Здесь явно что-то не сходится. Я думаю, они вообще не заходили в магазин. Мне кажется, этот несчастный случай был подстроен, а к приходу покупателей Энди уже погиб.

Во время рассказа глаза Рози раскрывались все шире и шире.

— Квилл, по-моему, мы с Арчем… По-моему, мы и были этими покупателями! Когда это случилось?

— В середине октября. Шестнадцатого, если точнее.

— Мы хотели повесить эту люстру перед вечеринкой на День всех святых, но я не хотела покупать ее без Арча. Он пришел домой, поужинал, и мы поехали в Хламтаун. Энди собирался специально для нас открыть магазин. Но когда мы добрались, магазин был закрыт и никого не видно. Я заметила симпатичную люстру в витрине Коббов, и мы купили ее.

— «Древности» были открыты в такое позднее время?

— Нет, но мы увидели, как кто-то поднимается по ступенькам, и попросили его позвать Коббов. Он сходил наверх и позвал миссис Кобб, и мы купили люстру. Только через пару недель одна знакомая рассказала мне про случай с Энди, но я и не думала…

— А кто поднимался к Коббам?

— Тоже антиквар. У него магазин «Немного старины». В сущности, хорошо, что мы купили люстру из крашеного олова у миссис Кобб; я потом поняла, что медная люстра Энди была бы слишком строгой для нашей столовой.

— Ты сказала «медная»?

— Да. Кажется, уильямсбургская.

— Не хрустальная с пятью хрустальными ветками?

— Что ты! Хрусталь слишком роскошен для нашей обстановки. Вот тогда-то Квиллерен и поцеловал Рози Райкер. Позже он добавил к списку еще несколько пунктов:

«Продал блюдо для индейки, $75.»

«Покупатель разбил кубок, я потребовал $4.50. Без всякого снисхождения.»

«Продал машинку для очистки яблок, ее переделают в лампу, $12.»

«Продал бронзовую решетку из театра „Гаррик“, $45.»

«Фотограф сел в кресло с расшатанной ножкой. „Ежедневник“ оплатит нанесенный ущерб.»

«ПРОДАЛ ШВЕДСКОЕ БЮРО, $750!»

Дама, которая ворвалась в магазин, требуя шведское бюро, не была опытной покупательницей антиквариата. Ее выдавал и напор, и респектабельность в одежде.

— В соседнем магазине мне сказали, что у вас есть шведское бюро, — задыхаясь проговорила она, — а мне оно необходимо до Рождества.

— То, которое у нас есть, сейчас используется в хозяйстве, — ответил Квиллерен, — и владелец очень не хотел бы расставаться с ним.

— Мне не важно, сколько оно стоит, — сказала она. — Мне важно, чтобы это было шведское бюро — и до Рождества. Я выпишу чек, и мой водитель заберет мебель с утра.

В этот вечер Квиллерен был весьма доволен собой. Он лично выручил для миссис Кобб почти тысячу долларов. Он получил от Рози Райкер сведения, подтвердившие его догадки насчет смерти Энди. Он закинул одну идею главному редактору «Бега», и она произвела большое впечатление; если сработает — а боссу показалось, что это возможно, — для многих людей разрешатся многие проблемы.

После ужина Квиллерен освобождал ящики шведского бюро от своего имущества и услышал на лестнице тяжелые шаги. Журналист открыл дверь и подозвал Санта Клауса.

— Бен, сколько стоит это шведское бюро? — спросил Квиллерен. — На нем нет ярлыка, а я продал его за семьсот пятьдесят вместе со стулом.

— О! Отличная сделка! — сказал Санта Клаус. — Сэр, ваш талант пропадает зря!

Николас отправился было к себе, но потом решительно зашагал обратно.

— Не присоединитесь ли ко мне на рюмочку бренди с ломтиком сыра?

— Что касается сыра, я не против, — ответил Квиллерен.

Он только что кое-как поужинал банкой тушенки.

Гостеприимный хозяин убрал с викторианского диванчика медный тазик; на пыльной черной коже остался овальный отпечаток. Журналист сел на освободившееся место и осмотрел комнату: бюст Гайаваты, деревянный пропеллер, пустые рамки от картин, плетеная детская коляска, кожаный мешок с надписью «При пожаре», деревянный умывальник и кукла без парика.

Бен принес Квиллерену сыр и крекеры на тарелке, украшенной рекламой запатентованного лекарства от чесотки 1870 года. Потом со стоном опустился в скрипучее кресло, покрытое плесенью.

— Мы ослабели, — произнес он. — Раны наши требуют помощи. — И с выражением брезгливости на лице приложился к потрескавшейся рюмке.

Бен отклеил бороду Санта Клауса; теперь красные нос и щеки, а уж тем более искусственные пушистые брови, выглядели куда как странно.

Квиллерен заметил:

— Я в Хламтауне уже неделю, но, честно говоря, так и непонял, как вы все зарабатываете на жизнь.

— С грехом пополам, с грехом пополам.

— Откуда вы берете свои товары? Откуда все это?

Бен махнул рукой в сторону скульптурной головы ангела с отбитым носом.

— Воззри! Отвратительная маленькая жемчужина с фасада «Гаррика». Подлинный камень с оригинальным птичьим пометом. — Он указал на выцветший умывальник с кувшином. — Сокровище из «Мон-Вернона» с застывшей мыльной пеной.

Полчаса журналист заваливал хозяина вопросами, но получал цветистые и витиеватые ответы не содержащие совершенно никакой информации. Наконец гость собрался уходить. Взглянув на крошки от крекеров на сиденье черного диванчика, он увидел нечто, его насторожившее, — жесткий белый волосок. Квиллерен небрежно его подобрал.

Придя к себе, журналист внимательно осмотрел волос под лампой. Было совершенно ясно, откуда он — семи сантиметров длиной, слегка загнутый, чуть заостренный с одного конца.