Выше звезд и другие истории - Урсула К. Ле Гуин

полюбовался, как лучи света играют на потрепанных павлиньих перьях, осмотрел домашний кинопроектор пятидесятых годов, бело-голубой набор для сакэ и кипу юмористических журналов «Мэд», оцененных довольно дорого. Поднял увесистый стальной молоток и с удовольствием покачал в руке – качественный инструмент, славная вещь.

– Товары сами отбираете? – спросил он.

Любопытно, что́ из этих останков кораблекрушения, дошедших от благополучных лет Америки, может показаться ценным самим инопланетянам.

– Что дают, приемлемо, – ответил пришелец.

Весьма демократично с его стороны.

– Можно задать вопрос? Что на вашем языке значит «яхклу»?

Владелец снова выдвинулся вперед, аккуратно пронося свою широкую панциреобразную броню мимо хрупких вещиц.

– Некоммуницируемо. Язык, используемый для коммуникации с человек-особями, не содержит другие формы отношений. Жор Жор.

Правая рука, похожая на плавник могучая зеленоватая конечность, протянулась вперед – медленно и, пожалуй, нерешительно.

– Тьюак Эннбе Эннбе.

Орр пожал ему руку. Пришелец стоял неподвижно, судя по всему рассматривая посетителя, хотя никаких глаз внутри наполненного паром шлема не было видно. Если это шлем. Есть ли вообще в этом зеленом панцире, под этой могучей броней какое-то осязаемое существо? Орр не знал. Но в компании Тьюака Эннбе Эннбе чувствовал себя совершенно свободно.

– А вы, случайно, – спросил он вновь, неожиданно для себя, – не встречали никого по фамилии Лелаш?

– Лелаш. Нет. Вы ищете Лелаш?

– Я потерял Лелаш.

– Пересечения в тумане, – заметил пришелец.

– Это верно, – ответил Орр.

С заставленного всякой всячиной стола перед собой он взял белый бюстик Франца Шуберта высотой пару дюймов (наверное, подарок ученику от учителя фортепиано). На цоколе ученик написал: «Это я-то боюсь?»[13] На лице Шуберта застыло кроткое, бесстрастное выражение, как у крошечного Будды в очках.

– Сколько? – спросил Орр.

– Пять новых центов, – ответил Тьюак Эннбе Эннбе.

Орр достал феднаровскую пятицентовую монету.

– Можно ли как-то управлять яхклу? Чтобы оно… делало то, что нужно?

Пришелец взял монету и величаво проплыл к хромированному кассовому аппарату, который Орр сперва принял за один из предметов для продажи. Пробил покупку и после паузы произнес:

– Один в поле не воин. Одна голова хорошо, а две лучше.

Он опять замолчал, видимо не удовлетворенный этой попыткой преодолеть коммуникационный барьер. Подождал полминуты, затем подошел к оконной витрине и осторожными, точными, но как бы механическими движениями выбрал из стопки старую грамзапись и дал ее Орру. Это была песня «Битлз» «Когда мне помогают друзья».

– Подарок, – сказал инопланетянин. – Это приемлемо?

– Да, – ответил Орр и взял пластинку. – Спасибо. Большое спасибо! Очень любезно с вашей стороны. Я очень признателен.

– Не за что.

Хоть механический голос звучал равнодушно и броня выглядела бесстрастно, Орр не сомневался, что Тьюак Эннбе Эннбе доволен; он и сам был растроган.

– Поставлю на проигрывателе моего квартирного хозяина, у него есть старый дисковый фонограф. Огромное спасибо!

Они снова пожали друг другу руки, и Орр ушел.

В конце концов, думал он, идя в направлении Корбетт-авеню, неудивительно, что пришельцы на моей стороне. В каком-то смысле это ведь я их выдумал. В каком именно смысле, понятия не имею, но их точно не существовало, пока я не увидел их во сне, пока я не дал им жизнь. Так что между нами есть – точнее, всегда была – связь.

Конечно (дальше пошли его мысли, тоже неспешно, в ритме шага), коли так, то весь мир в нынешнем виде должен быть на моей стороне: я тоже почти целиком его выдумал. Ну, если разобраться, он и правда на моей стороне. Само собой, ведь я его часть. Я же не сам по себе. Иду по земле, а земля меня несет; вдыхаю воздух, и он меняется; я связан с миром миллионом нитей.

А Хейбер другой и с каждым сном отдаляется все больше. Он против меня, моя связь с ним отрицательная. И как раз тот аспект жизни, за который отвечает он, который он мне приказал увидеть во сне, для меня совсем чужой, я против него бессилен…

Не то чтобы он злой. Он правильно говорит, людям надо помогать. Но пример с противоядием не годится. Там один человек встречает другого, который страдает. Это особый случай. Наверное, то, что я сделал – тогда, в апреле, четыре года назад, – было оправданно… (Тут, правда, его мысли по обыкновению свернули в сторону, чтобы не касаться больного места.) Другому человеку надо помогать. Но нельзя играть в Господа Бога с массами людей. Чтобы быть Богом, надо понимать, что делаешь. Чтобы сделать хоть что-то хорошее, недостаточно просто верить, что ты прав, а твои помыслы благородные. Надо… чувствовать жизнь. А он не чувствует. Ни один человек, даже ни один предмет для него сам по себе не существует: мир для него только средство для достижения целей. И тут не важно, хорошие ли это цели; средства – это все, что у нас есть… Он не может это принять, не может смириться, не может успокоиться. Он сумасшедший… Он нас всех такими сделает, оторвет от жизни, если и правда научится видеть сны, как у меня. Что же делать?

К этому вопросу он подошел в тот же момент, что и к старому дому на Корбетт-авеню.

Сперва он завернул в подвальный этаж к домуправу Мэнни Аренсу попросить древний проигрыватель. Значит, пришлось остаться на чайник чая. Мэнни всегда делал Орру чай, потому что Орр не курил и не мог вдыхать дым без кашля. Они немного поговорили о положении дел в мире. Мэнни терпеть не мог спортивные состязания и на них не ходил, а сидел дома и каждый день после обеда смотрел образовательные передачи ЦМП с персонажами-куклами для детей додетцентровского возраста.

– Этот их крокодил, Дуби Ду, – клевый чувак, – сказал Мэнни.

Беседа прерывалась долгими паузами, которые свидетельствовали о больших прорехах в ткани аренсовского сознания, истончившегося под многолетним воздействием бесчисленных химических веществ. Но в его неопрятной берлоге было тихо и покойно, а слабый чай с марихуаной давал легкий расслабляющий эффект. В конце концов Орр затащил проигрыватель к себе наверх, в гостиную без мебели, и воткнул вилку в розетку. Поставил пластинку и занес над вращающимся диском тонарм с иглой. На что он рассчитывал?

Он не знал. Наверное, на помощь. Ладно, как сказал Тьюак Эннбе Эннбе, что дадут, то будет приемлемо.

Орр осторожно опустил иглу на внешнюю бороздку и лег на пыльный пол рядом с проигрывателем.

Тебе кто-нибудь нужен?

Мне нужно кого-то любить.

Проигрыватель был автоматический; когда запись подошла к концу, он немного поворчал, в его внутренностях что-то щелкнуло, и тонарм переместился на