Клуб Мефисто - Тесс Герритсен

Джейн внимательно оглядела груду морских ракушек с одинаковыми изящными изгибами и спиралевидными бороздками.

— Все они похожи.

— Разумеется! Они же одного вида. Я знаю, что говорю. Это моя область, детектив.

«Ну да, область — а толку-то?» — подумала она, доставая из кармана блокнот.

— Как, еще раз, называется этот вид?

— Дайте-ка сюда.

Фон Шиллер выхватил у Джейн блокнот и стал записывать название, искоса поглядывая на Риццоли. Чудный старикашка! Не мудрено, что его упекли в подсобку.

Профессор вернул ей блокнот.

— Вот. Правильное написание.

— А что это значит?

— Название.

— Нет, я хочу сказать, каково значение у этой самой ракушки?

— По-вашему, у нее должно быть какое-то значение? Вы — Homo sapiens, а это — Pisania maculosa. Только и всего.

— Это редкая ракушка?

— Отнюдь. Можете запросто купить такую через Интернет у какого-нибудь посредника, благо их тьма-тьмущая.

Следовательно, вычислить убийцу по ракушке дело почти безнадежное. Вздохнув, Джейн убрала блокнот.

— Их очень много на Средиземном море, — прибавил профессор.

Джейн посмотрела на него.

— На Средиземном?

— И на Азорских островах.

— Простите. Я не совсем в курсе, где находятся Азорские острова.

Он взглянул на нее с недоверием. Затем подозвал знаком к одному из шкафов с выставленными на обозрение многочисленными раковинами и заметно поблекшей картой Средиземноморья.

— Вот, — сказал профессор и ткнул пальцем в карту. — Это острова к западу от Испании. И Pisania maculosa распространена по всей этой области, от Азоров до Средиземноморского бассейна.

— И больше нигде? Например, в Америке?

— Я же вам очертил район их распространения. А те ракушки, которые я показывал, — они из Италии.

Джейн некоторое время молча разглядывала содержимое шкафа. Она и не помнила, когда последний раз смотрела на карту Средиземного моря. В конце концов, ее миром был Бостон, а за пределами штата для нее уже была заграница. Почему морская ракушка? И почему именно эта?

Тут ее взгляд остановился на восточной части Средиземного моря. На острове Кипр.

«Красная охра. Ракушка. Что же убийца пытается нам сказать?»

— О! — проговорил фон Шиллер. — Не думал, что сюда еще кого-то занесло.

Джейн не слышала шагов, хотя полы кругом были скрипучие. Она обернулась и увидела паренька, незаметно подошедшего сзади. Наверняка студент-дипломник, судя по мятой рубахе и линялым джинсам. Он и правда походил на студента: очки в толстой черной оправе, бледное лицо. Парень так и стоял, не проронив ни слова, и Джейн было подумала, уж не немой ли он.

Потом он все-таки заговорил, но так сильно заикаясь, что слушать его было сущей мукой.

— П-п… профессор фон Шиллер. П-п-пора з-з-закрываться.

— Мы уже заканчиваем, Малькольм. Я только хотел показать детективу Риццоли кое-какие экземпляры Pisania. — Фон Шиллер положил ракушки обратно в коробку. — Я сам закрою.

— Н-н-но это же мои…

— Знаю-знаю. Надо же, стоит дожить до седых волос, и тебе уже не могут доверить даже какой-то растреклятый ключ! Видишь ли, мне еще нужно разобрать бумаги на столе. А ты, может, пока проводишь детектива? Обещаю, я сам все закрою, когда буду уходить.

Парень колебался, силясь, как видно, подобрать весомые возражения. Но в конце концов только со вздохом кивнул.

Джейн убрала пакетик со своей ракушкой поглубже в карман.

— Спасибо за помощь, доктор фон Шиллер, — сказала она.

Но старичок уже зашаркал к шкафу, намереваясь вернуть коробку с ракушками на место в ящик.

Парень не сказал ни слова за все время, пока провожал Джейн к выходу, ведя ее темными выставочными коридорами мимо оказавшихся в застекленных ловушках животных; он шел и молчал, и только скрип его кроссовок по деревянному полу нарушал царившую кругом беспробудную тишину. «Не самое лучшее местечко он выбрал, чтобы скоротать воскресный вечерок, — подумала Джейн. — Да еще в компании всяких ископаемых и засушенных бабочек».

Выйдя из музея в ранние вечерние сумерки, Джейн направилась прямиком к стоянке, шаркая подошвами по мерзлому затвердевшему снегу. Но на полпути она замедлила шаг, остановилась. И оглянулась на окутанные мглой здания, на лужи света от уличных фонарей. Вокруг ни души — ни единого шороха.

«Успела ли Ева Кассовиц заметить перед смертью, как к ней подкрался убийца?»

Джейн ускорила шаг и, держа ключи наготове, чуть ли не бегом устремилась к своей одиноко стоявшей машине — других на стоянке уже не было. Только сев за руль и закрыв за собой дверь, она почувствовала некоторое облегчение. «С этим делом нервы совсем стали ни к черту, — подумала она. — Даже на стоянку иду с таким чувством, словно у меня за спиной сам дьявол».

Так и дышит в затылок.

1 августа. Фаза луны: полнолуние.

Прошлой ночью во сне со мной разговаривала мама. Ругала. За то, что я такой непослушный. «Я научила тебя всем древним обрядам, только зачем? — спрашивала она. — Чтобы ты их не уважал? Всегда помни, кто ты. Ты избранный».

Я и не забывал. Разве можно? Она еще в детстве рассказывала мне предания наших предков, о которых Манефон Себеннитский[16] во времена Птолемея Второго писал: «И предали они города наши огню. И ввергли народ в жесточайшие тяготы. И вели они войны, возжелав истребить все наше племя».

И в моих венах течет священная кровь охотников.

В эти тайны не был посвящен даже мой бестолковый и беспамятный отец. Родителей моих связывали чисто практические отношения. А маму со мной — узы, которые простираются через века и континенты и крепчают в моем сознании с каждым погружением в сон. И вот она мной недовольна.

Так что сегодня же вечером отведу в лес козу.

Она подходит покорно, потому что еще не знает, какова на вкус человеческая жестокость. Луна светит так ярко, что я и без фонаря вижу, куда идти. Сзади слышу, как растерянно блеют другие козы, которых я выпустил из загона, но за мной они не идут. Их голоса стихают по мере того, как я забираюсь все глубже в лес, и теперь я слышу только собственные шаги и поступь козьих копыт.

Когда мы заходим уже довольно далеко, привязываю козу к дереву. Животное чувствует, что будет дальше, и, когда я раздеваюсь догола, начинает блеять. Становлюсь на колени на мох. Ночь прохладная, но дрожу я от предвкушения. Вскидываю нож, и заклинания слетают с моих губ так же легко, как и раньше. Славлю бога нашего Сифа — повелителя моих предков. Бога смерти и разрушения. Не одну тысячу лет направлял он наши десницы, вел нас от Леванта[17] до земель финикийских и римских во все уголки земли. И теперь мы везде и всюду.