Тень в воде - Ингер Фриманссон

– Есть один способ… – вспомнил вдруг Генри и попросил Микке заехать в продуктовый «Ика» на улице Абрахамсбергсвэген и купить сардин в томатном соусе. Котик их обожал.

Сработало: не успел Генри открыть банку и поставить на крыльцо, как кот явился. Откуда он прибежал, осталось тайной, – наверное, наблюдал за ними из какого-то укрытия. Ждал, когда уедут. И как он собирался жить дальше? Глупое, недальновидное животное. Кот сожрал сардины с дикой жадностью, склонив треугольную голову набок. Как только беглец покончил с едой, старик взял его и положил на колени Мэрте, которая уже успела забраться на заднее сиденье автомобиля. В руках она держала букетик последней осенней календулы. Впрочем, на грядке, которую показала ему Мэрта, оставался еще очиток.

– Можешь собрать его потом, если захочешь. Правда, красивый? Может быть, порадуешь сердечного друга? Или маму? Она ведь обрадуется? И передай привет от Генри и Мэрты.

Городская квартира оказалась затхлой и некрасивой, меблировка нагоняла тоску, напоминая что-то из раннего детства, но Микке не мог понять что. Квартиру старики арендовали, и хозяин дома явно не слишком интересовался своей недвижимостью. Микке зашел в туалет, где не работал сливной бачок, пришлось набрать воды в ведро и смыть вручную. Сполоснув руки, он вытер их заскорузлым полотенцем, которое не меняли последние сто лет. Даже его глазу это было заметно.

– Справитесь тут одни?

– Спасибо тебе, спасибо большое. – Генри снова потянулся за бумажником и не сдавался, пока не всучил Микке деньги за бензин. И вообще-то был прав: машина – дорогое удовольствие.

– Приходи в гости, – сказала Мэрта, крепко обняв Микке.

– Мы, может, как-нибудь доковыляем до домика, если будет погода, – добавил Генри. – Порой так соскучишься по саду, сил нет. Но ты не волнуйся, мы закажем соцтакси.

Кот мяукнул, потершись о ноги хозяина.

– А тебе, Лис, придется остаться дома.

Микке не совсем понимал, как они жили до того, как он стал им помогать.

– Всего хорошего, – сказал он и вышел во двор. Они махали ему, стоя у окна. Взяв кота на руки, они помахали и его лапой.

Микке стал ежедневно наведываться в домик стариков, и вскоре это вошло в привычку. Он сгребал листья в кучи, устроил даже что-то вроде компостной ямы, куда скидывал гниющую листву. Встречая соседей, едва здоровался – заводить знакомства Микке не собирался. Хотя соседке слева приспичило пожать руку и представиться. Она была старой, но моложе Мэрты и Генри.

– Меня зовут Инее Молин. А тебя?

– Майкл, – нехотя ответил Микке, невольно произнеся английский вариант имени.

– Майкл? – повторила соседка.

– Да.

– Ты родственник Мэрты и Генри? – спросила она, приблизив свое лицо, словно изучая и оценивая Микке. Глаза, слезящиеся и красные, как будто неплотно прилегали к глазницам. На голове коричневый берет, весь в пятнах.

– Двоюродный племянник, – ляпнул Микке наугад.

– Да, своих детей у них, кажется, нет, – не сдавалась старуха.

– Нет. – Микке демонстративно взял грабли.

К счастью, старуха заглядывала нечасто. Осень становилась все дождливее. В домике было сыро и холодно, но под кроватью нашелся обогреватель – позеленевшее от времени ископаемое с электрической спиралью. Заискрив при включении, чудовище наполнило воздух запахом сгоревшей пыли. Усевшись достаточно близко к нему можно было даже согреться.

Иногда Микке брал в руки ружье, примериваясь к нему. Весило оно больше, чем можно было подумать. Ствол леденил руки. Микке вскидывал ружье на плечо, делая вид, что нажимает на курок.

Он брал с собой блокнот и карандаши, любил сидеть там и рисовать. Ничего особенного, совершенно ничего. Но рисунки его возбуждали, – значит, в них был хоть какой-то смысл.

Он рисовал женщин, обнаженных, связанных. Ноги задраны вверх, раздвинуты в стороны, схвачены петлями. Он рисовал груди, растекающиеся круглыми блинами. Он думал о Карле Фэй Тукер и об иголках, которые медленно пронзали ее кожу.

Пару раз он скатался в Хэссельбю, но прятаться в кустах становилось все сложнее. Иногда он видел ту женщину: она тоже сгребала листву вместе со своим новым мужчиной. Тем, который занял место Натана. Курятник у дерева пустовал. Наверное, птичка сдохла или умотала в теплые края.

Дома царила мрачная атмосфера. Нетта снова впала в депрессию и ныла дни напролет. Что у нее там, климакс? Микке пытался держаться подальше от дома, когда мать была там, но спать-то он все-таки приходил: пока еще не докатился до того, чтобы ночевать в домике. Да и Нетта не оставила бы его в покое, начала бы приставать и выведывать, где он шляется по ночам. Но домик – его личное дело, пусть только попробует сунуть туда свой нос.

Микке часто сидел за большим столом и планировал будущее. Или ежился у обогревателя, надев теплый темно-серый свитер, подаренный Неттой много лет назад, когда она все время что-то вязала.

Там, в тишине опустевшего садика, в голове Микке стала зреть идея. Потрясающая мысль, от которой по всему телу бежали мурашки. Он, Микаэль Гендсер, двадцати двух лет от роду, должен продолжить дело своего отца. У него впереди годы и годы, а отец успел лишь начать свой проект. Микке вдохнет новую жизнь в нарушенный трагическими обстоятельствами план. «Чип Трипс». Продолжить дело – его долг перед отцом. Это вопрос чести.

Был и еще один момент, связанный с честью отца. Та женщина в Хэссельбю. Она предала Натана дважды. И за это должна быть наказана.

Бесцельно колеся по улочкам Окесхова и Блакеберга, он постепенно приближался к Хэссельбю. Виски почти выветрился. Конечно, если вдруг остановит полиция и заставит дунуть в трубочку, то наказания не избежать. Но это его почему-то совсем не волновало. Вибрирующий гул машины успокаивал и расслаблял, словно он покачивался в воде лесного озера.

На дороге он был один, но не только он бодрствовал в этот час. Йилл работала в своей башне. Он так и видел ее: широкая спина, склонившаяся над экраном радара, руки на клавиатуре. Он почувствовал чисто физическое желание прикоснуться к ней, потрогать кожу, запустить пальцы в волосы, погладить мочки ушей – у нее милые уши, маленькие, красивой формы, это он заметил. Ее суховатый юмор, ее терпение, ее внимание и забота о нем.

Шесть лет отсутствия.

Но я не бросал тебя, это ты меня бросила.

Он миновал кладбище, где покоились родители Берит. Вспомнил, что отца в шутку называли Огуречным Королем. У него было имя в фермерских кругах и даже несколько дипломов, которые Берит после его смерти повесила на стены в домике на Вэтё.

Много лет назад Тор придумал называть будущую жену Огуревочкой. В прошлой жизни, когда ласковые прозвища рождались сами. От одной этой мысли в груди что-то сжалось.

Тор медленно ехал мимо вилл и типовых коттеджей с погасшими окнами. Везде темень. Люди спали, набираясь сил перед новым рабочим днем. Честные, порядочные люди, которые ходят на работу, верные своему долгу.