Наше величество Змей Горыныч - Ирина Боброва

На том и порешили. Ждать им пришлось недолго – послышался шум и хлопанье крыльев. Это Горыныч на посадку заходил, не веря, что добыча так легко в лапы попалась. Он спикировал вниз, подковылял к чучелу и схватил приманку. Подмену-то махом обнаружил, но было уже поздно – задняя лапа Змея Горыныча угодила в веревочную петлю. Тут на него сеть и упала. Змей выпустил три струи пламени – и сон-трава загорелась, не пришлось даже костерки поджигать. Сеть тоже загорелась. Неизвестно, чем бы закончилась эта авантюрная затея, если бы мудрая Василиса не позвала с собой Выпей Море. Богатырь тут же вылил на Змея выпитый пруд. А вылив, вдохнул полную грудь воздуха, наполненного дымом горящей сон-травы. Решив, что на этом его работа закончилась, молодец рухнул на землю и захрапел.

Змей Горыныч, еще до того, как жар его глоток водой остудили, сеть-то все-таки спалил и сделал попытку взлететь, но сонное зелье уже начало действовать. Он тоже рухнул на землю и уснул. Василиса затушила костры, и сестры, празднуя победу, кинулись друг к другу на шею.

– Василиса, смотри. – Елена Прекрасная подергала сестру за рукав.

Та оглянулась – к ним спешил народ во главе с воеводой Потапом.

Когда солнце взошло, няньки да мамки всполошились – чего это царевны не встают? Ну Елена Прекрасная, понятно, понежиться в постельке любила очень, о ней и не переживали. Но вот Марья Искусница с самых первых солнечных лучей начинала хлопотать по хозяйству – а тут нет ее! Пошли они в девичью светелку, а оттуда выбежали с криками да плачем. Шум поднялся на весь царский терем – шутка ли, дочки царские пропали!

Вавила заволновался, не знает куда и кидаться! Вроде из светелки царевен никто не похищал – самовольно ушли, на то указывает лестница, связанная из тряпок. Так бы можно было не волноваться – как ушли, так сами и назад придут, да вот змей поганый похитить их пригрозил. Голова у Вавилы от размышлений кругом пошла, но куда податься, где царевен искать – не знает. Подошел царь к колодцу, воды зачерпнул и в лицо горсть плеснул, чтобы думы нелегкие прогнать да напряжение в голове немного ослабить.

Из воды немедленно всплыл Водяной.

– Да что ж это такое?! – возмущенно пробулькал он. – Опять, царь, дочки твои чудят! Пруд осушили без моего на то позволения, и в момент самый неподходящий, потому как пикантный момент был. И невеста из-за них ушла. Между прочим, не какая-нибудь кикимора болотная, а Нимфа Италийская! Всю воду из пруда к одинокой сосне утащили и там бездарно вылили. И заметь, царь, вместе с лягушачьей икрой, головастиками и рыбешкой мелкой!

Дослушивать жалобы Вавила не стал, мигом на коня взгромоздился. А взгромоздился потому, что в седло вскочить, словно соколу взлететь, по причине возраста и лишнего веса не получалось. Помчался отряд дружинный с Вавилой и Потапом во главе к одинокой сосне. И как раз вовремя успели.

Пока Змей в сонном дурмане пребывал, его на телегу погрузили, в Городище привезли и за лапу кольцом стальным на цепь к столбу приковали.

– Не сорвется? – поинтересовался царь.

– Нет, цепи булатные, а замок аглицкий, – ответила Марья.

– Не сомневайся, тятенька, замки те только разрыв-травой отомкнуть можно, а она у меня в сундуке лежит, – добавила старшая дочь, Василиса. Она тут же неподалеку стояла – Ивану-дураку принцип ловушки на Змея объяснить пыталась.

Иванушка, разинув рот, смотрел на царевну да улыбался – умиленно и глупо. И вряд ли хоть одно слово в его влюбленное сознание пробилось.

Елена Прекрасная в кои-то веки не встряла в разговор, она молча послушала и отошла от людей в сторону, все ближе к Горынычу подбираясь. Царевна была словно зачарованная – не могла отвести глаз от чешуи Горыныча.

– Ой как сверкает, как жаром горит… – бормотала Елена Прекрасная, уставившись на Змея остановившимся взглядом. – Как блещет эта чешуя под солнцем утренним, ярче камней самоцветных изумрудных в казне папенькиной…

И так Елену сверкание это манило, так притягивало, что сопротивляться искушению царевна даже не думала. А вот то, как такую чешуйку с бока Змея Горыныча в свое владение получить, напротив, очень сильно ее интересовало. Тут взгляд царевны упал на лопату, прислоненную к краю повозки. Она взяла инструмент и подошла к пленнику. Потом, подцепив острием чешуйку и используя лопату как рычаг, с силой надавила на рукоять. Змей от боли пришел в себя, сонное оцепенение вмиг слетело с него. Он взвыл всеми глотками и дернулся взлететь. Не тут-то было – цепь крепко держала пленника. Дикий вой встряхнул Городище.

– Да что же ты делаешь?! – Потап подбежал к царевне, забрал у нее лопату и оттащил девушку подальше от беснующегося Змея. – Даже хызрырская орда с пленными так не обращается! – попенял он ей.

– Я только чешуйку на серьги хотела отколупнуть. – Младшая царевна взглянула на воеводу синими глазищами и приготовилась заплакать.

Против взгляда Елены Прекрасной Потап был беззащитен, а уж против слез ее – и подавно.

– Куплю я тебе серьги новые, Еленушка, – пообещал он.

Елена плакать мигом раздумала, просияла белозубой улыбкой, но все одно решила заполучить чешуйку. Потап на царевну засмотрелся, сам улыбаться начал. Но царь Вавила сильно рассердился – Змей от боли да неожиданности мог огнем плюнуть, людей покалечить да Городище поджечь.

– Я тебе сейчас покажу и чешуйку, и серьги! – строго сказал он, вспомнив, что дочери проигнорировали его приказ оставаться в тереме. – А ну марш в светелку, и чтобы носа не показывали! Все трое.

Девицы, понурив головы, побрели во дворец, а царь подошел к Змею.

– Ну зачем, скажи на милость, тебе такие жены? – спросил он, глядя царевнам вслед. – Я-то, понятно, отец, мне деваться некуда, но ты-то, ты зачем добровольно такую беду на свои головы кличешь?

– Сказал, что женюсь, – значит, женюсь, – прорычал старший брат, пресекая попытки Озорника и Умника согласиться с царем.

– Ты, Змеюшка, подумай, – увещевал Старшого царь, – я с самого их рождения покоя не знаю. То у трона ножки подпилили, и я перед гишпанским послом осрамился, то полы какой-то дрянью натерли, что посольство аглицкое чуть не убилось. А когда Василиса иностранные языки выучила, то до войны дело дошло. Старшую переговорить невозможно, средняя из мужских портов не вылазит, только Еленушка радует. – Вавила немного подумал и добавил: – Когда молчит.

– Нет, царь, не уговаривай, – упрямо ответил Старшой. – Мое слово твердое. Сказал – умыкну царевен, значит, так тому и быть!

– Пока что они тебя умыкнули! – рассердился царь. – Ну и сиди на цепи, ежели тебе так приятнее!

И пошел прочь, дела государственные справлять. Народ тоже долго на Горыныча не глазел, разошлись кто куда, и остался Змей в гордом одиночестве.

День прошел быстро. Царевны просидели в своей светлице под домашним арестом. Василиса весь день не отрывалась от книги. Марья тоже нашла занятие, впрочем, она и так никогда не сидела сложа руки. И только Елена вела себя необычно – не ныла, не плакала, на судьбу не жаловалась. Болтать без умолку тоже не стала. И что самое удивительное, в зеркальце ни разу не взглянула, чтобы проверить, все ли с ее красотой в порядке. Старшие сестры не стали доискиваться до причин этих перемен в поведении младшей царевны. Оно и понятно – если бы младшенькая себя вела как обычно, то просидеть с ней в одной комнате целый день было бы невозможно. Долгое присутствие Елены для окружающих обычно заканчивалось головной болью.