Искушение богини - Паулина Гейдж

Она сказала это с таким жаром, что он не знал, как ответить.

В глубине души она побаивалась Тутмоса, ибо, как и Ахмес, начала задумываться о том, что будет, если после смерти отца она все же окажется женой Тутмоса вопреки всем уверениям фараона. Она уже открыла для себя, что смерть многое меняет, иногда – всё. И она день ото дня становилась все более осмотрительной и осторожной, точно дикая коза на незнакомой тропе.

Сенмут ничего этого не знал. Рядом с ним сидела Хатшепсут, без краски и украшений, а вокруг сгущались сумерки, превращая крышу дворца в островок, где они могли разговаривать по душам, и он чувствовал себя свободно.

Она пожала плечами:

– Я не знаю, и ты не должен спрашивать, мой друг. Разве царевич короны не волен поступать как захочет? Но я позвала тебя не просто так. Есть одно место, которое я хочу тебе показать, священное для меня место. Мне было видение того, что я сделаю там, но для этого мне нужна твоя помощь. Ты поедешь со мной туда?

– Конечно, ваше высочество! Где это место? Она показала рукой на запад, за реку:

– Оно там, скрыто от людских глаз; это долина, где покоится великий Ментухотеп-хапет-Ра. Больше я не скажу ничего, пока ты не увидишь его своими глазами. Мы едем завтра. Приходи к ступеням на берегу через час после рассвета и возьми сандалии, потому что дорога кое-где идет по камням.

– Я приду. Но почему вы выбрали меня, ваше высочество? Чем я могу вам помочь?

– Я расскажу тебе, о чем мечтаю, и ты меня поймешь. Я поделилась бы с Инени, но он не поймет, как бы ни старался. А с тобой, жрец, мы испытанные друзья, хотя не встречались и десяти раз за всю жизнь. Ты знаешь мою душу. Или я ошибаюсь?

– Я глубоко почитаю вас, царевич, но не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь сможет сказать, что знает вашу душу. Мне кажется, вы доверяете мне, и именно это хотите сказать. Вы не боитесь меня, потому что я никто, маленький прислужник из храма.

– Ты перестал быть маленьким прислужником из храма в тот миг, когда впервые оказался' в присутствии Инени, – ответила она. – Но кто ты теперь?

Под ними рывками двигались огоньки, то и дело пересекаясь на окруженных деревьями дорожках сада, – это качались фонари в руках стражников. Свита Хатшепсут и раб Сенмута ждали их у нижней ступени лестницы, но двое на крыше сидели неподвижно, каждый был погружен в собственные мысли. Они с трудом могли разглядеть друг друга, так было темно.

Когда раздался звук трубы, призывающей к обеду, первой пошевелилась Хатшепсут.

– Сегодня я не хочу есть. Иди, жрец, увидимся завтра. Это был приказ. Он неуклюже встал и поклонился, но она уже не глядела на него. Ее взгляд был устремлен за реку, точно она надеялась усилием воли рассеять тьму и увидеть свою долину. Сенмут сбежал по лестнице. Он больше не задавался вопросом, что будет с ним дальше. Он был готов принять свою судьбу.

На следующий день он поспешил к ступеням у воды и нашел там Хатшепсут; она стояла на палубе своей охотничьей ладьи, а рядом с ней находился носитель опахала. Для защиты от жары она надела плащ из ослепительно белого льна; носитель опахала, нубиец, был черен как ночь. Сенмут невольно вспомнил рисунок, который видел в одном из драгоценных свитков Инени: «Душа начинает свое путешествие в подземный мир». Поклонившись, он взобрался на борт, и гребцы, обливаясь потом, оттолкнули лодку от берега.

– Пойдем под навес, – сказала она. – Здесь уже невыносимо жарко. Отец разрешил мне поехать, но предупредил, чтобы я не заходила дальше в горы, чем это будет необходимо. Однако может статься, в такую жару я и вовсе никуда не пойду.

Она указала на сложенные у борта носилки с торчавшим над ними зонтиком. Потом критически посмотрела на него.

– Глаза надо красить, тогда солнце не так слепит, – сказала она. – Та-кха'ет!

Из каюты вынырнула рабыня и, щурясь от яркого света, замерла в ожидании.

– Принеси косметическую шкатулку и кисточки! – приказала Хатшепсут, и девушка, странно покачиваясь и почти не отрывая от палубы ног, заскользила прочь, а Сенмут не мог оторвать глаз от ее изогнутой спины.

– Это моя новая рабыня, Та-кха'ет, – пояснила Хатшепсут, заметив одобрительный взгляд Сенмута. – Очень усердная и исполнительная, но говорит мало. А теперь, Та-кха'ет, – обратилась она к девушке, едва та вернулась, – возьми черную краску и обведи этому жрецу глаза.

Она сама выбрала кисть и передала ее рабыне.

– Только не слишком сильно, и побыстрее. До некрополя рукой подать.

Та-кха'ет опустилась перед Сенмутом на колени, поставила шкатулку на палубу и открыла ее. Ее лицо ничего не выражало, но, обмакнув кисточку в бутылочку с черной краской, она улыбнулась.

– Господин, закройте, пожалуйста, глаза, – сказала она, и Сенмут повиновался, чувствуя, как порхают возле его щек теплые руки, а прохладная влажная кисть скользит вдоль век.

– А теперь откройте, – раздался голос Та-кха'ет. Ее овальное личико с зелеными глазами, смотревшими из-под рыжей челки, было так близко, что, подайся он немного вперед, и они соприкоснулись бы носами. Он наблюдал, как она работает, зажав кончик языка между зубами, от ее дыхания пахло сладостями и анисовым семенем. Закончив, она села на пятки, любуясь делом своих рук, но по одному слову Хатшепсут торопливо закрыла шкатулку и исчезла. Лодка ткнулась носом в ступени мертвых, и они встали.

– Она знает свое дело, – сказала Хатшепсут. – Краска тебе к лицу. А теперь пора, дорога длинная. Думаю, мне лучше поехать. Приготовьте носилки! – крикнула она гребцам.

Сенмут сошел за ней на берег, где были приготовлены носилки. Нубиец раскрыл зонтик, от которого на землю пролилась крохотная лужица тени, Хатшепсут забралась внутрь и легла, опираясь на локоть, чтобы удобно было разговаривать с Сенмутом по дороге.

Они тронулись, и скоро она умолкла, задумчиво глядя перед собой. Сенмут, нубиец и двое носильщиков обливались потом от жара, который одуряющими волнами исходил от раскаленного песка и скал, заставляя плавиться все вокруг, так что тропа перед ними расплывалась и дрожала от зноя. Скоро она резко нырнула вправо, но еще раньше Сенмут успел заметить другую тропу, совсем свежую и широкую. Она брала начало от дикой тропы, по которой шли они, и устремлялась прямо туда, где утесы встречались с пустыней. Но и там тропа не обрывалась, а бежала дальше. Сенмут разглядел на ней следы, оставленные быками, и отпечатки множества человеческих ног. Все это удивило его, но по команде Хатшепсут он свернул вправо, и скоро тропа, петляя, поползла вверх.

Через несколько минут у него заболели ноги, а подъем все не кончался. Как раз тогда, когда он понял, что не сделает больше ни шагу без глотка воды, утесы накрыли их своей тенью и Хатшепсут приказала остановиться у их подножия. Откуда-то из глубины носилок была извлечена фляга с водой, и люди пустили ее по кругу. Хатшепсут приказала носильщикам ждать, не сходя с места. Потом жестом велела нубийцу взять зонт и идти за ними.