В Plaz’e только девушки - Мила Бограш

В общем, в полицию по поводу Веры Яна так и не обратилась…

…и, как оказалось, правильно сделала. Через полтора месяца после исчезновения Вера вдруг объявилась. С утра затрезвонил телефон. Яна сняла трубку и услышала далекий, еле различимый голос:

– Яна, это Вера…

– Вера! – Яна потрясенно опустилась в кресло. – Ты откуда? Куда пропала? Почему твой телефон не отвечает?

– Слушай, я свой прежний потеряла. У меня новая «симка».

Яна не удивилась ответу этой рястяпы.

– Где ты была?

– Меня в срочную командировку отправили. Надолго. В Тайланд.

– А сейчас откуда звонишь?

– Все оттуда же… – прозвучало еле слышно, и Яна уточнила:

– Из Гоа?

– Да.

– Как ты меня напугала!

– Чем? – как будто удивилась Вера.

– Нашим последним разговором. В Дюссельдорфе. У тебя сейчас все в порядке?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, со спиралью этой…

– Да все нормально. Приеду, поговорим.

– Когда?

– Давай завтра. С утра. Я сегодня прилетаю в Москву.

– Жду!

Яна не могла поверить. Надо же! Вера жива! Где она пропадала? Она тут же позвонила Марте и сообщила, что Вера нашлась, у нее все в порядке, завтра придет к ней. Марта была ошеломлена не меньше Яны и спустя некоторое время перезвонила подруге, настойчиво попросила:

– Вы не могли бы вместе с Верой сразу же подъехать ко мне?

– Зачем? – удивилась Яна. – Я тебе потом все расскажу.

– Ну… мне очень надо. Хочу кое о чем расспросить. Это очень важно.

– Хорошо, мы подъедем, – согласилась Яна и подумала: «Понятно, после гибели Еремея Марту интересует все, что связано с Гоа».

Яна была искренне рада, что с Верой ничего не случилось, но скоро почувствовала раздражение. Наверняка Вера позвонила неспроста. Пока все было нормально, ездила по Индиям и Тайландам, даже сообщить о себе не удосужилась. И это после того, что они с Мартой для нее сделали. А тут – на тебе, объявилась: «Здрасьте, кумася Ася!»

Яна уже заметила – у Веры есть скверная привычка появляться, когда под задницей становится горячо. Интересно, что на этот раз?

Утром Вера позвонила из метро. В трубке стоял дикий грохот, и поэтому она бросила коротко:

– Через десять минут буду. Открывай.

Яна пошла на кухню заварить чай. Когда раздался звонок в дверь, побежала открывать. Быстро распахнула дверь и удивленно воскликнула:

– А где же Вера?

Этот ее возглас услышала Анна Ивановна – бабушка-степпер, бодро трюхавшая на свой седьмой этаж. Еще хотела, любопытная, взглянуть, кому так удивилась милая Яночка. Но не успела, пока дошла, дверь уже закрылась…

Вячеславу Ивановичу Рикемчуку нравилось постоять у окна кабинета. Москва, что открывалась ему, была не шумной. По скверу прогуливались мамаши с детишками, местные жители спешили в «свои» магазинчики. Привычная картинка. Можно смотреть и не видеть, думать о своем. Часто во время такого бездумного созерцания приходили дельные мысли. Но сегодня за темным окном ничего, кроме крупного пушистого снега, разглядеть было нельзя. Снег падал густо, плотно занавешивая бульвар. Рикемчук вернулся к столу. «Прямо как дело Еремея Гребнева – “Мутно небо, ночь темна”».

Да… История темная и мутная. Выходило, что все, кто находился рядом с Гребневым на Гоа, к его смерти непричастны.

Василисе было не до него, она ждала какого-то слесаря из Мумбая.

Павел Пышкин тоже претензий к покойному не имел. Ему светила литературная карьера, Гребнев в том помехой не был. Кстати, недавно на книжном развале Рикемчук увидел новый боевик под псевдонимом Егор Крутов. Покупатели охотно брали его. Рикемчук тоже взял, полистал. Вместо погибшего следователя Белова теперь суперменил его друг Андрей Долгов. А на обратной стороне обложки Егора Крутова появилось фото нового автора: Гребнев умер, да здравствует Пышкин! Павла уже приглашали на популярные ток-шоу. Он охотно рассказывал о дружбе с Гребневым, тепло отзывался о погибшем «друге и учителе», как он его называл.

Марта… «Верная подруга». Правда, скоро и «добродетельная мать» ребенка Гребнева. У нее был прямой резон, чтобы Еремей остался жив. Она пробовала еще раз предупредить его. Но не вышло. То ли оказалась плохой актрисой, то ли Гребнев не воспринял всерьез предостережение.

Мать погибшего в те дни вообще из Москвы не выезжала…

На Гоа Еремей был впервые, за три дня врагов нажить не успел. И тем не менее был убит. Как? Кем? За что?

«Это у Гребнева его вундеркинд Белов криминальные загадки разгадывал, будто в “Поле чудес” на суперигру подрядился», – с досадой поморщился Рикемчук. Вспомнив об удачливом литературном коллеге, Вячеслав Иванович почувствовал раздражение. Словно вновь мысленно спорил с Гребневым: что важнее – реальный дотошный сыск или вымышленная «развесистая клюква». «Это зависть…» – припомнил он слова Василисы, подытожившей их незримый спор. «Зависть? Ну что ж… Вот пусть хитроумный Белов твое убийство и расследует, – завелся Рикемчук. – А интересно, за что бы этот самый Белов зацепился, когда никакой зацепки не было?» Но с досадой вспомнил, что соперничать-то больше не с кем. Белова тоже больше нет. Убил его автор. Не пожалел верного служаку. А почему, собственно, убил? Белов погиб, и Гребнев погиб. И оба неожиданно. Не было в том никакого резона. Или был?

В издательстве «Атас!», где печатался Гребнев, следователя проводили в отдел детективной литературы. Строгая молодая женщина подняла на него покрасневшие от чтения глаза.

– Здравствуйте, что вам угодно?

Рикемчук показал удостоверение, присел к столу и покосился на стеллажи с яркими обложками. Почетное место, естественно, занимали детективы Егора Крутова – ныне покойного Еремея Гребнева. Рикемчук кивнул на полки:

– Это что же? Архив теперь? Или как бы братская могила?

– Что вы имеете в виду? – холодно спросила редактор.

– Гребнев погиб, и книги эти… Как бы сказать-то… Вроде памятник ему нерукотворный.

– Ну почему же памятник… – поморщилась она. – Книги продолжают выходить. Просто автор сменился.

– Ишь ты, «просто»… – покачал головой следователь. – Выходит, со смертью Гребнева вы ничего не потеряли?

– Мы потеряли талантливого человека, – поправила его редактор. – Это, разумеется, огромная потеря.

– А издательство, значит, не в накладе? – уточнил Рикемчук.