Трельяж с видом на море. Право любви - Вера Чиркова

– Понятно… – Мальчишка обхватил худенькие плечи поцарапанными тонкими пальцами и горько, не по-детски вздохнул, – а отчего это они спят… не пойму?

– Я усыпила… – Ярослава вздохнула в тон пацану и виновато улыбнулась. – Понимаешь, перенервничала, третий день везут и ведут, и никто ничего толком не говорит… куда, зачем? Я человек мирный, открытый, всю жизнь на виду, а тут… какие-то шпионские гонки. И моряну эту я на берегу не разглядела, нас на плот в темноте сажали. А тут дошли да каюты… и вдруг она меня хватает лягушачьей лапкой… выдержка вмиг испарилась.

– Узнаю… господина Зорденса, – насмешливо и печально фыркнул парень, – такие у него правила. Чего человек не знает, про то не расскажет. А надолго ты их?

– До утра… – чувствуя, что парнишка начинает ей доверять, вздохнула Слава, – как думаешь, сильно рассердятся?

– Не волнуйся… ничего тебе не сделают… Сейчас я схожу, умоюсь и посмотрю, что осталось от ужина, будем тут сидеть… они пусть спят.

Пока мальчишка ходил умываться, Слава выглянула посмотреть, хорошо ли лежат её жертвы, не отдавят ли сами себе рук, а возвращаясь, прихватила свою корзинку. Выставила из неё на маленький столик туески с фруктами и остатки пирогов, обнаружила не замеченный раньше горшочек с жареным мясом и тоже поставила к остальному, оставив в резко полегчавшей корзине только свертки с одеждой. Задвинула её ногой под лежанку и вздохнула – может, и правда всё ещё наладится?

Мальчишка вернулся с глубоким подносом в руках, составил на стол посуду, свечу в тяжёлом подсвечнике, еду в устойчивых чашах и приземистый графин с напитком. Оценивающе покосился на продукты Славы, но спрашивать ничего не стал.

Сообразительный, вздохнула женщина, пододвигая себе тарелку, и тоже промолчала. Некоторое время они ели молча, и Ярослава замечала, что если она искоса рассматривает сотрапезника, то мальчишка изучает её в открытую. Впрочем… вряд ли ему удалось сделать открытий больше, чем самой землянке.

– Как твоё имя? – не выдержала она наконец.

– А твоё? – с преувеличенным азартом вгрызаясь с кусок холодного мяса, буркнул тот, кого Слава с каждой минутой всё меньше склонна была считать мальчиком.

– Там, дома, меня звали Ярослава или коротко – Слава. На работе и соседи – Ярослава Михайловна. А на этом судне я буду носить имя Тосланна, так звали пассажирку, которая меня изображала.

– Морскую болезнь она изображала, та морянка, – пренебрежительно фыркнул собеседник и как-то испытующе глянул на Славу. – А меня зовут Юнхиола… со вчерашнего дня. А раньше звали Хо… но больше нельзя.

– Я уже поняла, что ты не мальчик, – ободряюще кивнула Слава, – а волосы, наверное, обрезали, когда болела?

– Не болела я… – вдруг насупилась девчонка, – и волосы всегда такие ношу… и длинные не люблю.

Резко смолкла, давая понять, что больше не желает говорить на эту тему, и несколько минут ожесточённо жевала. А когда Слава уже уверилась, что никакого разговора у них не получится, вдруг примирительно буркнула:

– А ты на него похожа… на Стана.

– Долго вы были знакомы? – Землянка начала догадываться, что говорить про её сына туземке почему-то не очень приятно, и старалась улыбаться той как можно приветливее.

– С первого дня… как он появился… – нехотя пробурчала Хо, с неохотой заглянула в полные надежды и ожидания глаза такой похожей на него незнакомки и, тяжело вздохнув, начала рассказывать.

Сначала она говорила отрывистыми, короткими предложениями, хмурясь и терзая в пальцах край скатерти, потом воспоминания захватили, повели, да и трудно оказалось удержаться от того, чтобы ещё раз, уже в собственном пересказе не ощутить всё то, что она пережила две декады назад. И почему-то вдруг оказалось, что многие слова и действия после того, как посмотришь на них через сито времени, отсеивающее все мелочи, приобретают совсем другой смысл и вызывают другие чувства. Теперь она больше не могла злиться за те удары пониже спины, какие получила от нахального иномирянина в знаменательный день его появления. Да и признать, что сама напросилась на такое обращение вызывающим тоном и насмешками, тоже стало как-то проще. И рассказы Таша о том, как иномирянин спас сначала мангуров, а потом и их самих от неизбежной гибели, помогли, наконец, понять поведение Стана в дороге. Теперь оно больше не казалось Юнхиоле высокомерным и злорадным, как в те долгие часы, когда она сидела, сжавшись в комок, на жёстких тюфячках хутама и изо всех сил старалась не разреветься от обиды и горя. Пришло понимание, что молчаливость и необщительность парня были на самом деле осторожностью и бдительностью, а его кажущееся безразличие – искренней заботой.

Да и вечерний рассказ моряны, привёзшей её на судно, про взявшихся ниоткуда братьев Стана, и объяснение, почему он должен был тогда уехать, многое перевернули в её душе и о ещё большем заставили задуматься.

– Он ведь был… толстым, в вашем мире? – виновато кося глазом, спросила девчонка Славу, и та неохотно кивнула, в тысячный раз объяснять, что так сработала подсознательная защита травмированного организма, не хотелось категорически. – А ритуал сделал неправильно… мне моряна объяснила. Ему очень повезло, что тело было большое, переход разделил его и бросил в разные места… как раз получилось три нормальных человека. Но он был слабый из-за этого раздела… а нам ничего не рассказал… наверное, не знал, как это важно. И сначала на бандитов налетел… а потом отец предложил сразиться со мной… Гервальд отказался.

– Подожди… я не поняла… – ошеломлённо помотала головой Слава, – как это… на три части?

– Я тоже никак сразу понять не могла… – сочувствующе закивала Юнхиола, – хотя у меня неплохое образование, отец нанимал лучших учителей… и сам занимался. А биться мечом меня учили Таш и Гервальд, потом Стан учил своему бою… но я не сумела… Моряна говорит, это мастера так настроили перенос… на случай если пойдёт сразу толпа…

– Подожди… дай опомниться… – Слава в несколько глотков осушила кружку с кисловатым соком, хотя на дух не выносила ничего кислого. – А как же… остальные?

– А, сейчас покажу… – Юнхиола метнулась к дверцам шкафа и, покопавшись в сундучке, достала свёрнутый в рулончик лист грубоватой бумаги, – мне моряна подарила. Смотри.

– О боже… – С рисунка на Славу смотрели глаза сына, и хотя остальное лицо было скрыто под чёрной маской, материнская интуиция подтверждала, что она ни на миг не ошибается и это и есть её Костик.

Именно такой, каким иногда виделся ей во сне, стройный, здоровый и очень уверенный в себе красавец. Дэконс Запольский – было написано под рисунком похожим на древнюю латынь шрифтом, и понимала его теперь Слава намного лучше, чем когда учила.

– Этот Дэконс жил на Хамшире, – продолжала объяснять Юнхиола, – и Стан его нашёл. Теперь они вместе плывут на Сузерд, чтобы встретиться с третьей частью, и мы тоже туда плывём, ты к ним… а я… к дальним родственникам отца. Мне больше нельзя жить на Зании…

Девчонка внезапно несчастно всхлипнула, и Ярослава, обожавшая весь мир от счастья, что Костик нашёлся и он жив и здоров, пересела к ней поближе, крепко обняла за плечи и утешающе погладила по голове.