Малая Пречистая - Василий Аксёнов
Шрифт:
Интервал:
Смешно Ивану Карловичу – хохочет; слёзы вытирает и спрашивает:
– Ну и долго ты в навозе просидел, Егор?
– Да до самого разгрома.
– До разгрома?.. А какого?
– Да Яланской-то республики.
– Ого!
– А Щетинкин-то с Истоминым когда пришли, узнали про деньги, которые Колчак за меня посулил, и сапогами хромовыми наградили…
– Тебя?
– Меня. Кого ж ещё… Так сапоги эти отец мой дотаскал. В них его и похоронили… Им, поди, и там, на том-то свете, сносу нет – добротные. Может быть, и счас ещё в них ходит – там-то и вовсе не об чё стоптать их – везде всё мягко там, наверное?
– Да-а, – говорит Иван Карлович.
– Да-а, – говорит Егор.
Солнце тем временем за дом уже завернуло, на закат нацелилось. В палисаднике Ивана Карловича цветочки какие-то, после артистов уцелевшие, лепестки свои свернули – ночевать собираются. Под крышей, у карниза, клубок комариный, бесшумный, как плёс, свился – мотается, мак толчёт – так говорится. Огромные, грозные жуки проносятся в воздухе, будто место, где бы лучше отбомбиться им в Ялани, подыскивают.
А перед мужиками не то третий, не то четвёртый раз содержимым своим бидончик уже обновился.
Кричит из ограды Эльза:
– Ваня! Огурцы и помидоры поливать уже надо!
– Обойдутся твои огурцы и помидоры! Завтра гроза будет! Все парники в Куртюмку уплывут! Тайфун идёт, передавали! – из палисадника так смело отвечает Эльзе Ваня.
И дальше сидят себе мужики, беседуют – и горы так же вот стоят.
– Ты, Карлыч, Борхеса читал? – спрашивает Егор.
– Это тот, который немец? – спрашивает Иван Карлович. – Тот, который всё про огурцы писал?
– Нет, – говорит Егор, – ты чё-то это… путашь, парень… это другой… который – негр.
– Негр?! Нет! – страшится Иван Карлович. – Негров я не читал. И не читаю. Боязно. Негры всё про негров пишут, а про негров одних как начитаешься, так тебе после и приснятся негры, а кому ж охота во сне негров видеть. И разгляди его ещё во сне-то – жутко. Нет, – говорит Иван Карлович, – такого не читал я. Лучше уж сразу помереть.
– И я не читал, – сознаётся Егор.
– А вот в Австралии где-то, по моему телевизору на днях передавали, – говорит Иван Карлович, – самые эти негры, будь они неладны, вывели пчёл таких, с ворону каждая. Так эти пчёлы вот негров самих сначала съели – тех, которые их вывели, съели и съели, этим-то и поделом. Потом всю деревню негритянскую – они у них, деревни-то, на сваях – сожрали. После этого на воинскую часть американскую напали. Так там только четыре танкиста и одна собака в танке чудом уцелели. А теперь, передают, и вечером ещё послушать надо будет, попозже, в нашу сторону они направились. В Монголии парочку из зенитки уже подстрелили. Маршал зенитчикам Героев сразу выдал. Вот, а американцы, кто уж кто, а эти-то не спустят, австралийскому правительству и ихним горе-пчеловодам ноту быстренько нарисовали.
– Да-а, – говорит Егор. И думает: «Вот уж брешет-то, дак брешет, бешеный ариец, аж цветы его завяли».
– Да-а, – говорит Иван Карлович.
– Да-а, – повторяет Егор.
И Эльза уж в окно стучит. Так пока, одним лишь пальцем. Постучала и говорит:
– Ваня, ты спать сегодня собираешься ложиться?
А Ваня в сторону окна даже и головы не повернул. Так говорит Егору Ваня:
– Вот… женщина, вот… кайзеровская внучка, – и потом уже ей, Эльзе: – Дай хоть раз в жизни с человеком мне поговорить спокойно!
– Вот интере-е-есно всё же, – говорит Егор, – у вас они – женщины, у нас они – бабы, а с виду вроде одинаковые… еслив на глаз судить, конечно, еслив смотреть на них поверхностно.
– Да нет, – говорит Иван Карлович, – у нас они тоже – бабы, только иногда бывают женщинами – когда с ними в гости идёшь да в гостях с ними пока сидишь, а как домой опять направились, ещё и в дождь-то если да в потёмках, ну, тут уж снова она – баба.
– А-а, – говорит Егор немного разочарованно. – Смотри-ка ты. Не знашь когда, и думашь чё попало.
– Да-а, – говорит Иван Карлович. – Баба – она и в Африке – баба, а там-то – и тем более…
– Да? Почему? – спрашивает Егор.
– Да потому, – говорит Иван Карлович, – что там она ещё и – негр – вдобавок.
– С умным-то человеком говоришь когда – приятно.
Допили то, что в бидончике оставалось. Посидели. Ялань послушали, послушали и то, что из тайги доносится. После Егор и говорит:
– А вот мне интересно, Карлыч, Борхеса ты не читал?
– Читал, – говорит Иван Карлович, – читал, конечно. Грех, Егор, Борхеса не почитать. Только я мало что там понял, будто не человек писал, а негр.
– И я читал, – сознаётся Егор: в чём, мол, в другом, но в этом он не грешен, – и мне после этого одни эфиопы в танках снились… Из танков будто бы палят они по мне твоими огурцами.
– Да, это правильно, – говорит Иван Карлович. – Мурины окаянные, они же у менях их в огороде схорьковали!.. И, ты подумай, только народились… Чужими-то бы и дурак обстреливал! Моим – попал – и сразу наповал!
А потом уже ночь северная – тихая, молочная – спустилась. Слабо звезда Полярная обозначилась. Туман сгустился по низинам. В тумане лошади бродят, боталами побрякивают. Где-то лягушки непрерывно квакают. И утка с лывы крякнет изредка. Стервятник ночной снуёт, добычу выглядывает. Перепёлки – из огорода в огород – переговариваются. Коростель скрипит в болоте Мыкало.
А Иван Карлович и Егор Данилович против резных ворот у дома мецлеровского стоят и за грудки друг друга держат. Похоже, крепко ухватились – трещат рубахи.
– У-ух ты, проклятый гауляйтер, окороки-то и колбасу, наверное, – говорит Егор, набычившись, – для Гитлера тогда с отцом-то наготовили?! Из-за Гитлера твоего наш мужичонка-то, колбасой да окороками порешённый, и пострадал, наверно?! Тонко продумано, ничё не скажешь! На планы вы уж мастера!
– Я тебя, чушка пьяная, – говорит Иван Карлович, опору ногой нащупывая, – медовухой-то своей зачем, спрашивается, потчевал?! Чтобы ты, лапоть-на-культю-напяленный, придурком германским в глаза мне тыкал?!
– Мне, геноссе, медовуха твоя – тьпу! – говорит Егор. – И еслив бы я первый винцом тебя не раззадорил, шиш, конечно, а не медовуху от тебя увидел бы! Понятно, Геббельс?!
А потом Егор Данилович Ивану Карловичу ещё что-то про Гиммлера, Геринга, план «Барбаросса», про Эльзу – дочку кайзеровскую – и про проститутку Еву Браун что-то рассказал, но коротко. А потом Егор Данилович под гору покатился, как чурбанчик, и забыл на время, почему он там. А потом очнулся, в тишине и в полном уже одиночестве, в гору к избе своей пополз, росу с травы сбивая, по-пластунски, вспомнил про пчёл вдруг, негров съевших, и забормотал:
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!