Короли Италии - Джина Фазоли

Тем временем Беренгарий оставался в Германии и ждал, когда Оттон предоставит ему помощь, которую он столько времени обещал.

Безусловно, Оттону нужен был свой человек в Италии, который был бы ему обязан. Однако он не хотел компрометировать себя, открыто поддерживая чужеземца, который мог и не добиться безоговорочной победы. Неудача протеже бросила бы тень на покровителя. Кроме того, Гуго продолжал посылать ему щедрые дары, а эта добровольная дань вполне устраивала короля Германии, поскольку приносила ему как экономическую, так и политическую выгоду. Поэтому Оттон не спешил ничего менять в установившемся порядке вещей. Кроме того, уверенность в необходимости придерживаться выжидательной политики подогревало в нем и то, что Гуго был в прекрасных отношениях с византийцами, а сам Оттон тоже хотел наладить с ними дружественные связи.

Маленькая Берта отправилась в Константинополь в сопровождении епископа Пьяченцы Сигифреда, благополучно добралась до места 16 сентября и вышла замуж за Романа (будущего императора Романа II), получив новое имя Евдокия. Это было первое бракосочетание из тех, что планировались Востоком и Западом со времен Карла Великого. Византийская сторона пошла на заключение этого брака, желая заполучить в лице Гуго сторонника имперской политики в Италии. Заключение этого союза, который подвергался жесткой критике в некоторых кругах Византии, значительно упрочило позицию Гуго по сравнению с другими европейскими государями и, по-видимому, пробудило в нем желание добиться суверенной власти над Южной Италией, которой в прежние времена периодически правили Каролинги. Само собой, это желание шло вразрез с намерениями византийцев. Возможно, именно это бракосочетание стало косвенной причиной того, что византийское правительство направило в Германию посольскую миссию, которая в октябре уже прибыла ко двору Оттона, и — можно предположить — вынудило его отказаться от помощи Беренгарию.

Возможно, что теперь Гуго почувствовал себя в безопасности. Однако Беренгарий вмешался в развитие событий. В начале 945 года, не дожидаясь, пока Оттон даст добро на предоставление ему крупного войска, он обошелся силами, данными герцогом Германом, и рискнул выступить из Швабии в Италию через Резию и долину Веноста. В результате Беренгарий продвинулся до замка Формикарий, который был построен в весьма разумно выбранном месте и преграждал проход через долину реки Адидже.

Триентское маркграфство находилось во владениях племянника Гуго, Манассии Арльского, а замок Формикарий, преграждавший путь через долину, он поручил заботам Адаларда, клирика из веронской церкви.

С военной точки зрения замок был прекрасно оснащен, и Беренгарий совершенно правильно рассудил, что самым простым путем преодолеть это препятствие окажется подкуп защитников. Он пообещал Адаларду богатейшую епископскую кафедру в Комо, а Манассии — кафедру архиепископа в Милане, как только они освободятся.

Адалард передал Манассии предложение Беренгария, и Манассия, позабыв о родственных узах и обязательствах, которые связывали его с королем, тотчас же согласился. Он приказал защитникам замка сложить оружие, освободил для Беренгария проход через долину Адидже и обратился к итальянским сеньорам с просьбой помочь ему свергнуть того, кого они до сих пор считали своим законным государем.

Графом Вероны продолжал оставаться все тот же Милон, который 10 лет тому назад возглавил группу заговорщиков, собиравшихся передать Итальянское королевство в руки Арнульфа Баварского. Милон добился прощения Гуго и сохранил свой титул, однако король не слишком доверял ему и в один прекрасный момент — по всей вероятности, связанный с передвижениями Беренгария — удалил его из Вероны и установил за ним надзор.

Находясь под стражей, Милон остерегался вызывать подозрение у короля. Но после того, как Беренгарий пересек границу, Милон, сумев усыпить бдительность своих охранников, в сопровождении единственного оруженосца вернулся в Верону. Он отправил к Беренгарию послов и открыл перед ним городские ворота.

Гвидо, епископ Модены, жаждавший богатства и власти, также перешел на сторону Беренгария. В качестве вознаграждения за свой поступок он потребовал аббатство в Нонантоле, которое на протяжении двух веков отстаивало свою автономию и неприкосновенность своих богатств от притязаний епископов Модены.

Манассия, Милон и Гвидо всего лишь подали пример, которому последовали все остальные магнаты. Как ни странно, измена Гвидо задела короля Гуго гораздо сильнее, нежели предательство Манассии и Милона. Впрочем, на наш взгляд, их поступок имел более серьезные последствия, поскольку именно они открыли путь Беренгарию на поданскую равнину.

Вместо того чтобы попытаться преградить Беренгарию дорогу в Милан, как сделал бы любой другой на месте Гуго и как сделал он сам в 935 году, когда дал Арнульфу Баварскому бой в Буссоленго, он начал осаду Виньолы, замка на холмах близ Болоньи, принадлежавшего епископу Модены.

Отбрасывая мысли о том, что Гуго поддался мимолетному капризу — хотя возможно и это, — приходится признать, что существовала достаточно веская причина для начала этой осады, которая стала серьезным стратегическим промахом. Пока Гуго терял время под стенами Виньолы, Беренгарий договорился с архиепископом Миланским, все тем же престарелым Ардерихом, и вошел в город.

Узнав о том, что соперник проник в Милан, Гуго снял осаду Виньолы и вернулся в Павию. Войско, с которым он стоял под стенами этого замка, разошлось по домам, а быстро собрать другое, чтобы выступить с ним на врага, не представлялось возможным. При поддержке немногих оставшихся верными ему людей король мог лишь попытаться удержать последних мирян и клириков, которые еще не покинули его, желая использовать с выгодой для себя затруднительное положение, в котором оказался Гуго.

Верность Гуго сохранили граф Ингельберт, граф Алерам, родственники или близкие друзья, граф Пармы Элизиард, женившийся на Ротлинде, дочери короля и Розы, Ланфранк, граф Бергамо, сын Розы и Гильберта Бергамского, Амвросий, епископ Лоди, Бозон, епископ Пьяченцы, еще один внебрачный сын короля и несколько мелких вассалов. Тем временем в Милане под знамена Беренгария стекались сеньоры, сытые по горло деспотизмом Гуго, которые ожидали от нового правителя того, чего испокон веку люди ожидали от смены правительства: «…они надеялись, что с приходом [Беренгария] наступит золотой век, и взывали к счастью, которое принесет с собой это время».

Беренгарий, которого встретили и чествовали как спасителя и освободителя, вел себя так, как будто его уже избрали и короновали. Он сыпал щедрыми дарами, раздавал своим сторонникам титулы и государственные должности, никоим образом не заботясь о военном и юридическом урегулировании ситуации. Создавалось впечатление, что он не собирается ни изгонять Гуго из Италии, ни делить с ним королевство, как в свое время его делил старший Беренгарий с Гвидо и Рудольфом.

Эта ситуация беспокоила самого Гуго. К тому же правительственная группировка в Павии, которая, казалось бы, недавно руководствовалась его указаниями, распалась в мгновение ока и в том же составе собралась вокруг празднующего победу соперника. Если бы Гуго решил сражаться, никто не ответил бы на его призыв, а в помошь Беренгарию примкнувшие к нему феодалы выставили бы многочисленные отряды вооруженных людей. Гуго без особой радости воспринимал идею раздела государства, как во времена Беренгария I. Но он безусловно понимал, что отныне Беренгарий господствовал на всей территории Северной Италии.