Книга двух путей - Джоди Пиколт

Мерит смотрит на меня с подозрением:

– Ты хочешь пройтись?

– Угу. Что-то я совсем засиделась. Ты была в лагере, и я соскучилась, – говорю я и, замявшись, добавляю: – Знаешь, я тебя совсем не вижу.

– С чего это вдруг? Я ведь такая огромная, что меня трудно не заметить.

Ее слова – точно обухом по голове.

– Мерит…

– Мы можем пойти в кино. Или организовать семейный клуб книголюбов. Мы можем делать кучу вещей, не требующих от меня физической нагрузки, чтобы тебе не пришлось смотреть на отвратительную, жирную хрюшку, которую ты называешь дочерью…

– Мерит! – Я не могу видеть, как Мерит бередит свои раны, эти слова сыплют соль и на мои тоже. – Прекрати!

Когда я носила Мерит под сердцем, она так сильно брыкалась, что иногда мне приходилось прислониться к стенке, чтобы отдышаться. И я говорила Брайану, что нашей дочери явно некомфортно в моей шкуре. Мерит по-прежнему некомфортно, но только в своей.

– Я люблю тебя! – страстно восклицаю я, надеясь, что мои слова звучат так же громко, как молчаливый крик отчаяния Мерит. – Ради бога, скажи, что не так!

На секунду мне кажется, будто она смягчилась. Я чувствую, как Мерит колеблется, пытаясь решить, что произойдет, если мы перестанем бодаться и возьмемся за руки. Но Мерит вдруг отворачивается и переводит взгляд на бутылочку, с которой производит манипуляции:

– Почему бы тебе не сказать мне? У тебя ведь это так хорошо получается.

В нашем доме есть гостевая спальня, которая одновременно служит моим кабинетом. Я держу тут лэптоп и личные дела своих клиентов. А еще там стоит диван-футон. Когда есть клиент, которому уже недолго осталось, и я нахожусь с ним круглосуточно или в неурочные часы, то перебираюсь в кабинет, чтобы не ложиться в супружескую постель посреди ночи и тем самым не будить Брайана.

Но сегодня я отношу туда подушку, постельные принадлежности и устраиваюсь там просто потому, что все достало.

Я не уверена, как правильно разыграть эндшпиль. Избавиться от Гиты – еще не значит стереть ее следы. Это как выключить телевизор, но мысленно продолжать видеть картинку. Возможно, Брайан говорит правду: он действительно в комиссии по отбору постдокторантов, но не в его власти исключать кого-то, кто уже принят.

А может, дело отнюдь не в Гите и Брайане.

Может, дело во мне и Брайане.

Мерит топает через притихшую столовую. Дочь ковыряет еду на тарелке, но, похоже, ничего не ест. У меня невольно возникает подозрение, что она посреди ночи проберется вниз, чтобы устроить себе праздник живота, и я сразу ощущаю неловкость за подобные мысли. Брайан до сих пор не вернулся и не прислал сообщения. Кругом тихо, как в могиле.

Через четыре года Мерит уедет в колледж, а мы с Брайаном будем болтаться по дому, вынужденные поддерживать видимость беседы, хотя говорить нам абсолютно не о чем.

В моей практике был интересный случай: муж одной моей клиентки завел любовную интрижку, однако их брак уцелел, и после этого они прожили вместе еще тридцать пять лет. Жена собиралась от него уйти, но он поклялся, что если она останется, то он сделает все, что она пожелает. Хорошенько подумав, жена сказала, что хочет иметь возможность в любое время дня спросить: «Ты где?» – и сразу получить ответ. Только так она могла быть уверенной в муже, а без этого мостика ей было не перебраться на другой берег. Берег прощения. Иногда она задавала мужу этот вопрос двадцать раз на дню, а иногда неделями ни о чем не спрашивала.

Измученная, я рассчитываю сразу уснуть, но стрелка часов переваливает за полночь, потом показывает 1:00, 2:00, а сна нет ни в одном глазу. Услышав в 2:30, как тихонько щелкает входная дверь, я вылезаю из постели и останавливаюсь на верхней ступеньке, словно ангел мщения. Брайан смотрит на меня, под глазами у него лиловые тени. Он начинает неуверенно подниматься по лестнице, будто опасаясь, что я прегражу ему путь.

Но нет. Я оседаю, точно туман.

– Где ты был? – слышу я свой голос.

Брайан не поворачивается.

– Какое это имеет значение? Ведь ты веришь только тому, чему хочешь верить.

Заметив свет в кабинете, Брайан невольно ускоряет шаг. Входит в нашу спальню и закрывает за собой дверь.

Я прижимаю к дверному полотну ладони, наваливаясь на него всем телом. И пытаюсь представить, что Брайан по другую сторону двери делает то же самое.

На следующее утро Мерит ждет меня на кухне. Избегая моего взгляда, дочь робко спрашивает:

– Хочешь немного прогуляться?

Мерит пора собираться в лагерь. А я мучаюсь жуткой головной болью от недосыпа. Но я расцветаю от столь щедрого предложения, как цветок под лучами солнца.

– Да! – отвечаю я. – Да! Только кроссовки достану.

Пока мы идем вокруг водоема, я стараюсь не отпускать нить разговора, но при этом не перестаю гадать, с чего вдруг Мерит сменила гнев на милость. Мы фантазируем, что сделали бы, если бы выиграли в лотерею миллион долларов. Мерит болтает о Саре, о том, что разработка STEM, позволяющая защитить яйцо при падении со второго этажа, получила первое место на конкурсе, о слухах, будто один из их воспитателей имел родственные связи с принцессой Кейт. А я в свою очередь рассказываю о Марине Абрамович и Великой Китайской стене.

– А что было потом? – спрашивает Мерит.

Я пожимаю плечами:

– Они обнялись. И на этом расстались.

– Как печально! Проделать такой путь, и все впустую.

– Ты считаешь, ей следовало его простить? – Я испытующе смотрю на Мерит.

– Нет! – презрительно фыркает Мерит. – Он ведь ей изменил.

– По-твоему, все так однозначно? Только белое или черное?

– А по-твоему, разве нет?

Не в бровь, а в глаз. Ведь я по-прежнему не разговариваю с Брайаном.

– Я бы не согласилась пройти три тысячи километров ради парня, – говорит Мерит.

– Ты меня радуешь.

Мерит поворачивается ко мне. Ее щеки раскраснелись, из косы выбились непослушные каштановые пряди. У моей дочери серые глаза, почти серебристые, а иногда голубые или синие, в зависимости от настроения.

– Мама, – дочь кусает нижнюю губу, – прости меня за то, что я была такой сукой.

В начальной школе, когда Мерит постоянно закатывала дома истерики, мы с Брайаном пошли на родительское собрание. Мы готовились к худшему. Но нас обрадовали: Мерит – просто образец примерного поведения и в классе с ней вообще нет проблем. «Ну, – сказал Брайан, – если ей нужно выпустить пар, то пусть лучше она срывается на нас».

Значит, мы для нашей дочери зона комфорта. Пусть иногда она и швыряется, и кидается, и обрушивает на нас поток несправедливых, злых слов.

– Да ладно тебе! – Я обнимаю Мерит. – Я как-нибудь переживу.