Шантаж от Версаче - Татьяна Гармаш-Роффе

Да, если у Барбары глаза и умные, то именно в таком обывательском смысле: это глаза осторожной хищницы, холодной, продажной и расчетливой. Она постреливала в Реми своими фарфоровыми глазками, самолюбиво проверяя, удалось ли ей произвести на него впечатление. Реми ей улыбнулся почти нежно: пусть думает, что поддается ее чарам. Что ни говори, а для домработницы эта девица слишком высокого о себе мнения, чересчур уверенно себя держит… Да и одета странно: обтягивающие стройные – о, да, весьма стройные! – ноги белоснежные лосины заканчивались на середине икр, оставляя открытой часть золотисто-загорелой, гладкой кожи: прямая провокация, так и хочется погладить; на ногах пушистые тапочки без задников, с большими помпонами; темно-красная майка ловко сидит на тонкой фигуре, облегая высокую грудь. В такой одежде убирать дом? А дом большой, работы в нем много…

– Спроси их, есть ли еще персонал в доме, – негромко сказал Реми Кису.

И, словно в ответ на вопрос, который Кис еще не успел задать, в дверях просторной столовой, где они сидели, возникла женщина средних лет, в переднике и с тряпкой в руке:

– Паш, мне только тут осталось пыль протереть… Может, в гостиную перейдете?

– Потом протрешь, – буркнул Паша.

Женщина моментально исчезла.

– Это кто? – спросил Кис.

– Евдокия. Ходит к нам помогать Варе по хозяйству.

– Кто еще вхож в дом из персонала?

– А вам зачем?

– Я ведь вам уже объяснил, Павел, у Тимура пропали ценные документы. Поэтому я должен знать всех, у кого имелся к ним доступ.

– Поварша ходит. Ходила, вернее… Теперь надобности нет – ни Тимура, ни приемов. А с чего вы взяли, что бумажки эти тут, на даче, были?

Тимур после работы заезжал на дачу. А, как сказали Кису в рекламном агентстве, уходя с работы, он прихватил с собой какие-то досье… Следовательно, весьма возможно, что он оставил их на даче! Собирался над ними в субботу поработать? Но вернулся вечером в пятницу зачем-то в Москву. Зачем? Просто так он бы не поехал обратно – ведь с утра собирался снова на дачу приехать. Следовательно, было дело. Возможно, встреча. И тот, кто явился на это последнее рандеву с Тимуром, скорей всего и был его убийцей…

– Я ни с чего не взял, Паша, – отвлекся от своих размышлений Алексей. – Пока что я только гадаю, где они могли бы быть.

– Тут ничего такого не было.

– Вы же мне с первых же слов заявили, что не имеете понятия, о чем речь! Откуда же вам знать, были тут документы или нет?

– Ну… Что я, по-вашему, не могу документы отличить от простых бумажек?

– А вы разве имеете доступ к бумагам Тимура? Вы ведь, кажется, не являетесь его секретарем?

– Сторожем я являюсь. Но не дураком.

– Разумеется, вы бы отличили документы от простых бумажек. При условии, что вы могли бы их увидеть. Но вы их не видели, не так ли?

– Не видал.

– Возможно, потому, что Тимур их спрятал. Сейф в доме есть?

Кис прекрасно понимал, что уж такие места, как сейф, секретер, письменный стол, хозяева Тимура уже проверили. Но ему было необходимо разговорить этого угрюмого Пашу, который вызывал у него пока еще неясные подозрения. Как и его жена, впрочем. Тоже мне домработница: ноги на другой стул закинула, бедро изогнула, смотрит на Реми блудливо, а в это время некая тетя Дуня дом убирает… Да и много ли в таких тапках с пушистыми помпонами можно наубирать? Тапки без задников, при ходьбе шлепают по ухоженным, чистым, гладко-розовым пяткам – тапки для спальни, не для хозяйственных дел. Да и розовые пятки – Кис помнил, как его бывшая жена надраивала их в ванной пемзой, – чуть упустишь, жаловалась она Алексею, сразу кожа начинает шелушиться и отслаиваться… Была ли Варя любовницей Тимура? Кис сказал бы «да», мешало одно: муж. Любовница при наличии собственного мужа в доме?

– Есть сейф. Только там пусто, туда уже кто только не заглядывал. Сначала из фирмы пришли, потом милиция наведалась…

– Кто из фирмы приходил?

– Какие-то люди.

– Я догадываюсь, Паша, – едва сдерживаясь, проговорил сквозь сжатые зубы Кис, – что приходили люди, а не инопланетяне. Я спрашиваю – кто?

– Чего это вы на меня наезжаете! Они мне не представились!

– Вы же сторож, Павел! – матерные ругательства едва не слетели с языка Киса. – Вы меня десять минут у ворот продержали, расспрашивая, кто я да что я. И удостоверение не забыли посмотреть! Так кто приходил?

За мужа вступилась Варя.

– Ой, мы так испугались! – всплеснула она театрально руками. – Приехали двое мужчин, а с ними шестеро качков было! Они как рявкнули, так мы ворота по-быстрому открыли и больше вопросов не задавали!

Это могло быть правдой, но отчего-то каждое слово, произнесенное этой парочкой, казалось Кису фальшивым. Но делать было нечего, и, вздохнув, Кис продолжил расспросы, имеющие мало результата и смысла.

– Вам известны какие-нибудь тайники в доме?

– Вот еще! – переменила положение ног Варвара. – Вы как скажете! Какие еще тайники?

– Подпол, погреб, чердак, потайной шкаф… Не знаю.

– Ничего такого в доме нет, – заверила она детективов, не сводя фарфоровых глаз с Реми. – Правда, Паша?

Паша с энтузиазмом поддакнул. Кис решил, что энтузиазма было с перебором.

Поднявшись, он вложил свою визитку в руки Вари.

– Вдруг память прорежется, – прокомментировал он и продолжил: – Нам надо дом осмотреть. Проводите?

Нехотя поднялся Паша, и Варя опустила красивые ноги на пол.

– Пойдемте, – сказала она, стрельнув глазами в сторону мужа. – Я вас провожу. Ты, Паша, с нами пойдешь?

– Ключи-то у меня, – проворчал тот и пошел вперед.

Внизу было четыре больших квадратных помещения: гостиная, столовая, еще одна гостиная, поменьше, с камином, огромным телевизором и низкой мягкой мебелью – Кис окрестил ее «телевизионной», – и отлично оборудованная кухня. Паркет, дубовая мебель, мраморная отделка камина, ковры… На втором этаже находились спальные комнаты. Самая большая, двойная, принадлежала Тимуру и была обставлена по-царски: огромная кровать под бордовым балдахином, покрытая золотой с бордовым парчой, мебель, смахивавшая на французский антиквариат, восточный ковер, в котором утопали ноги… На стене висел портрет самого Тимура в рост. Сыщики с любопытством рассмотрели: польстил ли Тимуру художник или нет, но портрет изображал худощавого стройного человека среднего роста, с породистым, немного удлиненным лицом; правильные черты, крупный, чувственный, хорошо очерченный рот, темные внимательные глаза с легкой азиатской раскосостью – лицо приятное и интеллигентное, выражение мягкое и вдумчивое…

Кис не к месту вспомнил анекдот про филина: «Нет, он не говорит. Но такой внимательный!» Но сразу же понял почему: у Тимура было лицо внимательного слушателя, располагающее к откровениям, и Кис очень хорошо представил, как Тимур, роняя время от времени слова понимания и сочувствия, выслушивал людей, и те шли к нему, шли, несли свои проблемы и печали… А проблемы и печали возрастают в геометрической прогрессии с ростом благосостояния отдельных представителей народа. И растет их страх – каждый знает, как и на чем делалось его благосостояние… И уже по ночам не спится. И уже не естся. И не любится. И все те дорогие штучки, на которые кидались поначалу с жадностью оголодавших акул, уже не радуют. И куда-то надо девать этот подступающий к сердцу ужас, эту тоску пустоты и гадостности бытия. А тут Тимур – надежный сливной бак, в который можно собственные помои отлить и душу облегчить… А умный Тимур смотрит ласково и вдумчиво, слушает понимающе и внимательно и помои в компрометирующие документы превращает…