Наблюдательница - Каролина Эрикссон

Лео бросает на меня взгляд из-под челки:

– Это было не школьное здание. Я так хотел заставить вас прочитать что-то из моих творений.

Я сую руки в карманы.

– Как скажешь. В любом случае это была хорошая история.

– Я ее выдумал.

– Этим и прекрасна профессия писателя. Писатель не обязан придерживаться правды. Воображение только приветствуется.

Я улыбаюсь Лео, и он улыбается в ответ.

– Увидимся.

– Да.

Я поворачиваюсь и иду прочь.

Проходят дни, недели. В погожий день я отправляюсь на долгую прогулку. Прохожу мимо пожилой пары: они медленно прогуливаются, держась за руки. Их пальцы переплетены, и видно, что они – пара, что они уже давно вместе и собираются быть вместе до самого конца. Когда я обгоняю их, старик поворачивается ко мне, смотрит своими водянистыми голубыми глазами и кротко улыбается.

Жизнь – хрупкая штука, он словно пытается мне сказать, нужно крепко держаться за того, кого любишь. Слишком легко потерять любовь. Я улыбаюсь в ответ. Порой, думаю я, легко потерять и себя самого тоже.

В парке я сажусь на скамейку передохнуть. Я вижу девочку на качелях. Она кричит папе качать ее сильнее: «Выше, выше». И когда она поворачивается ко мне, я вздрагиваю. Потому что эта маленькая девочка похожа на мою жену. Те же миндалевидные глаза, такая же ямочка на щеке. Сходство поразительное. Она могла бы быть нашей дочерью, думаю я. И потом: Что мы творим? Что мы уже натворили? Нерешительность как рукой сняло. Не осталось никаких сомнений, никаких страхов. Я вижу все так четко, как никогда прежде. Все становится так ясно и прозрачно, что я вскакиваю с лавки.

По дороге домой замечаю, что что-то изменилось в моей походке. Я иду решительным, целеустремленным шагом. Мы договорились связаться, только если случится что-то серьезное или кто-то из нас примет решение. И то, что случилось, очень серьезно. Для меня все прояснилось, я по-новому смотрю на мир. И мне нужно рассказать об этом жене. И если она только согласится встретиться со мной, я расскажу ей, что я чувствую, чего я хочу.

А потом? Потом увидим.

Я стою перед полицейским участком, собираясь войти и попросить о встрече с комиссаром или другим сотрудником полиции, который выслушает мой рассказ о том, что произошло в тот день дома у Анны. Они решат, причастна ли я к смерти или нет. Не важно, что будет потом. Я не пожалею о принятом решении. Это единственный путь вперед, единственная возможность продолжать жить. Я поднимаю глаза к небу. Ты бы с этим согласилась, я знаю.

Осталось сделать только одну вещь перед тем, как подняться по этой лестнице. Я достаю телефон и набираю хорошо знакомый номер. В следующую секунду он рядом со мной. Я слышу его голос в трубке. Мой муж, мой любимый.

– Я подумала, – говорю я, – о твоем предложении встретиться.

Петер не дает мне закончить. С энтузиазмом спрашивает, значит ли мой звонок, что я закончила все дела, и когда я отвечаю, говорит:

– Ты можешь прийти домой, Элена. В любой день, когда тебе удобно. Я приготовлю ужин. Баранину и картофельный гратен. Все, как ты любишь.

Он так рад меня слышать, что от этого мне еще тяжелее. Одновременно я не могу не задаться вопросом, скучает ли он по мне или ему просто тяжело дается одиночество. Я никогда этого не узнаю. Впрочем, это и не важно.

Я прокашливаюсь:

– Я звоню, чтобы сказать… Сказать что нам не стоит встречаться.

Он в недоумении. Муж думал, что… Он берет себя в руки и заходит с другого конца. Если мне нужно еще время, он согласен. Он готов ждать лишь бы…

– Нет, – перебиваю я. – Не нужно. Я не хочу, чтобы ты меня ждал.

В его голосе полное замешательство. Я зажмуриваю глаза, хочу как можно скорее покончить с этим. Затягивать с этим – только продлевать агонию.

– Это самое трудное решение в моей жизни, но я собираюсь подать на развод.

На другом конце трубки тишина. Потом Петер заговаривает:

– Прости, – говорит он. – Прости за то горе, которое я тебе причинил, за то, что изменил тебе, предал тебя. Я должен был попросить прощения… Я должен был рассказать тебе все раньше…

Я открываю глаза. Я словно ждала от него этих слов. Мне нужно было услышать извинения. Как пятнадцать лет назад от Томаса.

– Петер, я…

– Дело было не в ней, – поспешно добавляет он, – а только в нас, тебе и мне. Или, точнее, во мне. Я не знал, как мне вести себя после того, что ты рассказала. Но теперь я знаю. Знаю, что могу…

Он продолжает говорить, говорит вещи, обещающие будущее, на которое я раньше надеялась, в возможность которого верила. Теперь я знаю, что никакого будущего у нас нет, но это знание причиняет мне невыносимую боль. Если бы только что-то можно было изменить.

– Петер, – перебиваю я тихо, – Я приняла решение. Назад пути нет, теперь я это понимаю. Мне жаль.

Я слышу его дыхание на другом конце, и столько еще всего можно было бы сказать, столько всего мне есть сказать ему, но я сжимаю трубку, сжимаю губы, мысленно приказываю себе: будь сильной.

– Но почему? – спрашивает он. – Ты больше меня не любишь?

Я делаю глубокий вдох. Как ему объяснить? С чего начать?

Баранина и картофельный гратен – не моя любимая еда, а твоя. Но поскольку они тебе так нравились, я тоже их полюбила. Наша любовь, наш брак были для меня всем. Никогда раньше никого не любила так искренне и безусловно, я делала все, чтобы остаться с тобой вместе. Я не знала, как этого добиться, но делала все, чтобы ты считал, что мы идеально подходим друг другу.

Я готовила тебе баранину и картофельный гратен по праздникам и даже в обычные дни. Я приготовила ее и в тот вечер, когда мы договорились поужинать дома и поговорить. В тот вечер я нарядилась, выставила на стол лучший сервиз в надежде, что в ходе этого разговора мы смогли бы снова сблизиться, потому что расстояние между нами увеличивалось после того, как я раскрыла тебе свою тайну. В тот вечер ты рассказал мне об Анне.

Я купила домой цветы, может, ты помнишь букет на столе, может, нет. Когда мои слезы и твои попытки утешить меня закончились, мы легли в постель и заснули, изможденные. Или ты так думаешь. Ты не знаешь, что я ворочалась в постели без сна, потом встала и начала бесцельно бродить по квартире. На кухне в вазе стояли цветы, и когда я их увидела, на меня что-то нашло. Я не могу объяснить что. Или не хочу. Я схватила ножницы.

Ты не проснулся от моего крика и не увидел, что творилось на кухне. Я не оставила за собой следов. Единственное, что изменилось, это то, что на следующее утро цветов на кухне не было. Ты никак это не прокомментировал, думаю, даже не заметил их отсутствия. Может, ты даже не заметил их предыдущим вечером, как не заметил и всех моих стараний сделать этот вечер особенным. Может, так было всегда за время нашей совместной жизни.