Богиня Модильяни - Евгения Грановская

По некоторым сведениям, кое-кто из жителей деревни видел в тот день недалеко от станции незнакомого мужчину, одетого во все черное. Добавим к этому, что почерк убийства Вавилова один в один совпадает с почерком знаменитого московского маньяка по кличке Черный Доктор, который до сих пор орудует в столице. Не переехал ли Черный Доктор в Санкт-Петербург? И не станет ли наш город новой ареной для его кровавых представлений? На эти и другие вопросы предстоит в ближайшее время ответить следствию.

А теперь к новостям культуры. Балет «Золушка», поставленный в прошлом сезоне на сцене…

Фил снова убавил звук.

– Давайте не будет это обсуждать, – жалобно попросила Марго.

– Давайте, – согласился Фил.

Марго шмыгнула носом.

– Завтра будете обзванивать издательства?

Фил кивнул:

– Угу.

– А у меня на очереди краснодеревщики. – Марго удрученно вздохнула. – Никогда не думала, что в Москве проходит там много выставок.

Фил допил виски и сделал знак бармену. Тот кивнул, взял бутылку и снова наполнил стакан Фила на треть.

– За вас, – сказал Фил и сделал большой глоток. – Кстати… У меня такое чувство, что одному из нас завтра обязательно повезет.

– Не думаю, – сказала Марго.

– Хотите сделать ставку?

Марго покачала головой:

– Нет. Не хочу злить судьбу.

С минуту они пили молча. Потом Марго пробормотала, удрученно покачивая головой:

– Гоша-Гоша… И куда ты подевался? И кто ты такой?

– А вы попробуйте подключить женскую интуицию, – осторожно посоветовал Фил.

Марго небрежно махнула рукой:

– Да какая там интуиция! Все, что помнила, я вам уже рассказала. Хотя… – Марго запнулась.

– Что? – насторожился Фил.

– Кажется, я еще кое-что вспомнила… У него был такой забавный чемоданчик. Ну, знаете, такой толстый, не как обыкновенная сумка. Как же он называется…

– Кофр?

Марго вздрогнула, глаза ее широко распахнулись:

– Точно! Как я сама не додумалась? Это кофр! Фотографы таскают в нем свою амуницию! – Марго хлопнула себя ладонью по лбу. – Какая же я дура! – изумленно пробормотала она. – Он ведь сказал, что у него взгляд «фотохудожника»…

– Значит, ваш Гоша…

– Фотограф! А в Москву он приезжал…

– На фотовыставку!

Марго и Фил переглянулись. Щеки Марго заалели. Она издала горлом тихий ликующий звук, залпом допила мартини и хлопнула бокалом о барную стойку:

– Эй, бармен! Повторите!

Бармен наполнил бокал и пододвинул его к Марго. Фил посмотрел на бокал с неодобрением.

– Завтра утром у вас будет болеть голова, – сообщил он.

– Плевать! – все тем же ликующим голосом сказала Марго. – Выпью таблетку аспирина, и все пройдет. Зато к обеду я стану богаче на пять миллионов баксов!

Фил зыркнул глазами по сторонам.

– Во-первых, не на пять, а на два с половиной, – тихо сказал он. – А во-вторых, говорите тише. У нас и так тьма конкурентов.

– Да. – Марго нахмурилась. – Простите. Я… – Тут Марго икнула и испуганно прижала ладонь к губам. – Ой, – пробормотала она стыдливо. – Кажется, я немного перевозбудилась.

– Кажется, вы немного перебрали. Это уже пятый бокал. Завтра утром…

– До утра еще нужно дожить, – бесцеремонно оборвала его Марго. – Эх, жаль, что уже так поздно. Мне не терпится взяться за работу!

Фил смотрел на нее строгим, осуждающим взглядом.

– Давайте договоримся, – тихо и твердо проговорил он. – Отныне мы везде ходим только вдвоем. Идет?

– Идет, – кивнула Марго.

– Завтра в девять часов утра я приду к вам в номер.

Марго улыбнулась глупой улыбкой подвыпившей женщины.

– Это будет замечательно, – сказала она. – А нельзя пораньше?

– Это во сколько же? – не понял Фил.

– В два часа. Или лучше… в час.

– Ночью фотоателье и фотостудии не работают.

– Правда? – Марго вздохнула и отвернулась. – Какой же вы… непонятливый.

– Что? – не расслышал Фил.

– Ничего, – буркнула Марго. – Допьем и пойдем спать. Я с ног валюсь от усталости.

Париж, июнь 1910 года

Они пересекли заваленный строительным мусором бульвар Распай и свернули на неширокую, старую улицу. Анна уже слышала, что многие горожане недовольны тем, что новые бульвары прокладывают по «живому телу» Парижа, но сама еще не поняла, как к этому относиться.

Модильяни шагал по парижским улицам неторопливо и уверенно, как маркиз, обходящий свои владения. Его голова была горделиво приподнята, взгляд подернут пеленой задумчивости, словно он все время о чем-то размышлял.

– Я люблю Париж, – сказал Модильяни сквозь свою облачную задумчивость. – Моя мать утверждает, что по красоте его не поставишь рядом с Венецией и Флоренцией. Но мне нравится здешний рассеянный свет. От него веет каким-то классическим спокойствием.

Мимо проехал, поскрипывая колесами, фиакр. Прокатившись по брусчатке метров двадцать, он остановился возле дверей таверны, вывеска над которой гласила: «Встреча кучеров».

– Хотите, зайдем? – предложил Модильяни.

Анна улыбнулась и покачала головой:

– Нет. Это для меня слишком.

– Тогда идемте в парк! – сказал Модильяни.

До парка дошли быстро. В пути все больше говорил Модильяни. Манера у него была странная – он говорил тихо, но в его голосе страсти было больше, чем в ином отчаянном крике. Иногда, глядя на смуглый, словно нарисованный охрой на плотном, влажном воздухе Парижа, профиль, Анна спрашивала себя: «Помнит ли он, что я иду рядом с ним?»

Наконец они пришли в парк.

– Вам понравился Египетский отдел? – спросил вдруг Модильяни.

– Да, но я бы хотела осмотреть все залы Лувра.

– Все остальное недостойно внимания, – небрежно проговорил Модильяни.

– А как же Венера Милосская? – лукаво поинтересовалась Анна.

– Венера? – Модильяни улыбнулся. – А вы замечали, что прекрасно сложенные женщины, которых стоит лепить и писать, всегда кажутся неуклюжими в платьях?

Анна хотела ответить, но в этот момент Модильяни вдруг воскликнул:

– Дождь! – И тут же раскрыл над их головами огромный черный зонт. Анна выставила из-под зонта руку.