Сердце грустного шута - Ксения Баженова

Павлик встал, почувствовал, как теплая жидкость потекла по его ногам, и заплакал.

Запах моментально распространился по классу.

– Акимов обосрался! – торжествующе завопил Кроликов, и по классу прокатился смех.

Нина Георгиевна остановилась. Женя неожиданно вскочила со своего места и толкнула Кроликова:

– Ты что, дурак! – и ударила его книжкой по голове, отчего сама испугалась и села обратно на свое место.

– Нина Георгиевна, а чего она дерется!

В этот момент прозвенел звонок.

– Акимов, иди в туалет и домой! А вы все быстро на перемену. – Учительница пошла открывать окна.

Павлик идти не мог, он стоял и плакал. Некоторые ребята и девочки поднялись и выбежали со смехом в коридор, затыкая носы и оборачиваясь на одноклассника. Те, кому было любопытно развитие событий, остались. Кроликов заткнул нос, а другой рукой тыкал пальцем в Павлика и гундосо шептал, чтобы не слышала учительница:

– Фу! Вонючка! Обосрался, обосрался! Никто с тобой дружить не хочет, потому что ты воняешь. Пашка – в трусах какашка!

Вдруг Павлик, собрав последние остатки сил, схватил стул, накинулся на Кроликова и стал лупить, не понимая куда. Подстрекатель пару раз увернулся, а потом побежал вон из класса, крича:

– Нина Георгиевна, помогите! Вонючка с ума сошел! – Однако Павлик все же успел пару раз сильно заехать ему по рукам, которыми он защищался.

Нина Георгиевна, вся красная, успела схватить его сзади и держала:

– Отпусти стул, кому сказала, отпусти! Бандит настоящий! Быстро вымыл за собой пол и отца в школу! – Закончив визжать, она кинула в Павлика мокрой тряпкой и, оправляя волосы, отправилась смотреть, как себя чувствует избитый племянник главврача санэпидемстанции, курирующей их школу, а затем – срочно к директору.

– Тебе помочь? – Вытирающая рукавом сопли и слезы Женя, все это время остававшаяся незамеченной в уголке, подняла тряпку. Под Павликом большими потоками вырисовывалась коричневая вонючая размазня.

– Да отстань ты! Из-за тебя все!

Женя расплакалась и тоже вылетела из класса. Павлик, рыдая, вытирал пол. В класс зашли Нина Георгиевна с директором.

– М-да-а-а… Скандал, конечно, будет. Ты зачем стулом-то его бил? Хоть бы руками. Хорошо, Женя сказала, что он первый издеваться начал. Нина Георгиевна-то не слышала, как он обзывался. А потом ребята, кто рядом был, подтвердили. Но у него синяки на руках, все равно твоего отца придется вызывать.

Павлик молча продолжал мыть пол.

– Я постараюсь смягчить, как смогу. А что же ты руку не поднял сказать, что хочешь в туалет?

Павлик тер линолеум.

– Ладно. На вот тренировочные тебе, мокрое полотенце и пакет – штаны уберешь. Оботрись и иди домой. Я уборщицу позвала.

Павлик вышел из класса. Первое, что он увидел – это надменное лицо Риты, которая, бросив на него брезгливый взгляд, отвернулась к подружкам, и они начали шушукаться и хихикать. Два больших белых банта на ее длинных хвостах покачивались в такт смеху.

Целую неделю мальчик не ходил в школу, и, несмотря на разнос отца, это было прекрасное время. Скандал был нешуточный. Павлика чуть не исключили из школы, о чем он на самом деле мечтал. Но этого не случилось. Директриса, пожалев Павлика, как могла; извинялась перед родителями Кроликова, и те, зная о вредном характере сына, все же смягчились. К тому же и «ранения» были не ахти какие, так, пара синяков. Андрей Ильич также сделал все возможное, чтобы замять скандал. Даже Нина Георгиевна подобрела и перестала ставить мальчику тройки. Он продолжал учиться лучше всех в классе, не считая некоторых девчонок, в том числе Риту. Хорошая учеба была единственным щитом от враждебного к нему окружающего мира. Хотя неожиданно некоторые одноклассники начали с ним общаться, вот только он не очень хотел. Многие ребята в глубине души ему нравились, особенно Рита. Но он все равно им всем завидовал, и боялся их, и ненавидел. Рита, кстати, никаких попыток сблизиться с ним не проявляла. Кличка Вонючка прилепилась к нему на несколько лет, хотя почти всегда называли его так за спиной и больше уже даже как-то по привычке. Возможно, она так и осталась бы до окончания школы или просто забылась, если бы на поверхность не всплыл «водитель».

Из личных записок доктора.

Последняя запись, сделанная до пожара

Серебрянка, 1915 год

Сегодня произошло событие, которое выбило меня из реальности. Перед самым моим отъездом, когда пили в последний раз чай на веранде, Петя вдруг вышел и вернулся с небольшой книгой. Это был французский роман.

– Дарю тебе ее, друг мой! В ней заключена моя глубокая тайна.

– Спасибо, прочитаю с удовольствием, – ответил я, не придавая особо значения его словам.

Роман был довольно скучный, я откладывал его надолго, потом вновь принимался читать. Разгадки «тайны» моего друга я так и не находил. Наконец остались последние страницы, и сегодня я решил ее дочитать. Дойдя до финала, я увидел, что два последних листа склеились. Освободив их ножичком, я разъединил страницы, и два листочка, написанные рукой моего друга, выпали из томика.

«Я больше не могу без нее. Я все приготовил. Окно ее забито. Я решился. Сегодня самый лучший день для этого. Сегодня жатва. В окрестностях и в доме никого нет. Я принесу ее домой, и она будет рядом всегда…»

«Удивительно, но мне кажется, что она за три месяца совсем не изменилась. Я посадил ее в любимое кресло у камина. Дверь закрыта на ключ. Завтра ее замуруют. Любимая моя Мария Афанасьевна! Негоже тебе лежать вдали от меня…»

У меня потемнело в глазах, и пришлось выпить лекарство. Значит ли это, что я столько времени приходил в дом, где она отдыхала в своей спальне? Боже! Что весь этот спектакль с также замурованной дверью Петиной спальни был разыгран для отвода глаз?! Он превосходно скрывал свою тайну! Ездил на кладбище, устроился жить в библиотеке, говоря, что из окна видит ее могилку на том берегу. А она все это время была рядом! Я не мог представить себе, как Петр Николаевич один сделал все это. Теперь я понял, зачем был поставлен полотняный шатер над могилой. Конечно, не для астр! Под его прикрытием он раскопал могилу, вынул (о ужас!) ее, положил, видимо, на повозку, прикрыв чем-нибудь, закопал могилу, отвез жену в дом, посадил в кресло и запер дверь навсегда! Я могу только предположить, как все это происходило. Сколько горя, сколько душевной боли!

Бедный Петя! Совсем один! Надо собраться и срочно поехать его навестить. И надо что-то решать с Новелли. Пора забирать его оттуда и отправлять домой в Италию. Надо бы и Петю взять к себе, но ведь не поедет! Приглашу погостить, а там видно будет, может, и останется.

Сюзи открыла глаза. Все тело ныло и было облачено в мужскую пижаму. Сквозь слабый свет, проникающий из-за плотных штор, проступали очертания незнакомой комнаты. Еле слышно шумел кондиционер.