Долгая дорога домой - Сару Бриерли

В «Колката – Мейл» не было ни одного вагона, который походил бы на тот, в каком я был заперт, – с забранными решетками окнами и рядами жестких деревянных лавок. Я не мог переходить из вагона в вагон – двери выходили только на платформу, а межвагонных дверей не было. Становилось все более очевидным, что во время своего первого путешествия я оказался в вагоне, который не использовался для перевозки пассажиров, – в противном случае я бы запомнил шум, царящий в каждом вагоне индийского поезда.

Мы ехали на северо-восток, и за окном проносились знакомые пейзажи, равнинные, запыленные и, казалось, бескрайние, хотя на этот раз я не был напуган и смог разглядеть особенности местности: поля хлопка и пшеницы, в том числе и орошаемые, плантации красного стручкового перца, которые издали кажутся сплошными красными пятнами, и, конечно же, коровы, козы, ослы, лошади, свиньи и собаки. Комбайны, собирающие урожай, работали рядом с волами, запряженными в телеги. Фермеры собирали урожай вручную, складывали сено в стога. Проносились деревушки с крошечными кирпичными и оштукатуренными домиками, выкрашенными в пастельные тона, например бледно-розовый, цвет лайма, выцветшего голубого неба, со старыми крышами из черепицы терракотового цвета; казалось, что они могут вот-вот рассыпаться. Еще мы проезжали мимо маленьких железнодорожных станций, выкрашенных в кирпичный, желтый и белый цвета – цвета индийских железных дорог. Должно быть, когда я проезжал здесь в детстве, видел некоторые из них, молил, чтобы поезд на какой-нибудь из них остановился. Интересно, кто-нибудь из работающих на этих полях поднимал голову на звук проходящего поезда, видел в окне маленькое личико с вытаращенными от испуга глазенками?

Я подумал о Калькутте и понял, что скорее испытываю нетерпение, чем тревогу. Конечно же, я многое вспомню, но все же мне казалось, что это мой первый приезд в этот город. Я потерялся в Калькутте, а возвращаюсь в Колкату. Мы оба изменились, и я с нетерпением ждал встречи, чтобы понять, насколько сильно.

Сгущались сумерки, когда меня посетила эта мысль, и к тому времени, как я разложил сиденье и распаковал постельное белье, уже совсем стемнело. Я, лежа на полке, смотрел в окно и видел освещенные храмы, велосипедные фонари и огни в домах.

Поезд продолжал раскачиваться и стучать колесами по рельсам, а на меня снизошло умиротворение. Я находился среди людей, говорящих на языках, которые казались знакомыми, но которые я не понимал. Днем я поболтал с любопытным мальчиком из соседнего купе. Ему было лет десять, и он с радостью стал практиковаться в английском, который учил в школе.

– Как тебя зовут? Ты откуда? – поинтересовался он.

Похоже, он сразу понял, что я не из Индии, несмотря на мою внешность, – возможно, дело было в одежде или в том, что я не принимал участия в разговорах на хинди или бенгали. Когда я сказал ему, что приехал из Австралии, он упомянул известного игрока в крикет Шейна Уорна. Мы поговорили немного о крикете, потом он спросил:

– Ты женат?

Когда я ответил, что нет, он признался, что я его разочаровал.

– А кто же твоя семья? – спросил он.

И я поймал себя на том, что не знаю, что ответить.

– Моя семья живет в Тасмании, но еще у меня есть семья и здесь, в Кхандве, в Мадхья-Прадеш, – наконец признался я.

Казалось, подобное объяснение удовлетворило его, и я понял, что оно удовлетворяет и меня самого.

На следующий день, ближе к обеду, мы уже подъезжали к Калькутте. Из окна я видел, как рельсы соединялись и пересекались с множеством других, следовательно, на станции Хора сходилось несколько веток. Я ездил по этим веткам пятилетним мальчишкой, но, судя по всему, мне так и не удалось сесть на поезд, который мог меня увезти из этого западного района города. Казалось, железнодорожным веткам нет числа – они увозили людей в самых разнообразных направлениях, и теперь я понял, что у меня не было шанса найти дорогу домой.

Поезд увеличил скорость, проезжая мимо переездов со шлагбаумами, где ожидали грузовики, легковые автомобили и авторикши, и все водители давили на клаксоны. Вскоре мы оказались в одном из самых больших городов мира, вместе с еще пятнадцатью, а может, двадцатью миллионами человек. На часах было 12.20, прошло ровно тридцать часов с того момента, как я выехал из Бурханпура. Поезд остановился у массивного, построенного из красного кирпича вокзала Хора, и у меня зазвенело в ушах, когда я вышел на платформу и остановился. Я узнал этот вокзал. Я вернулся.

Минуту-две я просто стоял на платформе, множество людей спешили в разных направлениях – точно так было в детстве. На этот раз толпа обтекала меня, как и любого взрослого человека, который встал бы у нее на пути, а тогда я стоял и молил о помощи, но, похоже, меня даже никто не замечал. Неужели среди всех тех людей не было того, кто мог потратить свое время на то, чтобы помочь потерявшемуся ребенку? Но стоило ли рассчитывать на иную реакцию? В такой толпе любой человек становился невидимкой, тем более ребенок. Разве один расстроенный маленький мальчик мог кого-то заинтересовать здесь, где била ключом жизнь большого города? А если бы кто-нибудь остановился, надолго ли ему хватило бы терпения выслушивать невнятное лепетание на хинди о месте, о котором никогда не слышал?

Здание вокзала было навязчиво знакомым. Я просил здесь милостыню, спал неподалеку, целыми неделями ездил на поездах, тщетно пытаясь выбраться отсюда. Этот вокзал стал мне домом в самый трагический момент моей жизни. Но сейчас это был просто железнодорожный вокзал, правда, очень большой и более оживленный, чем мне запомнилось. Здесь мне делать было нечего – ничего нового о своем прошлом я не узнаю.

Внутри здания вокзала я не заметил ни одного беспризорника – вероятно, теперь они куда-то переместились, – но увидел две небольшие группки ребятни, когда вышел из здания под немилосердно палящее солнце. Было в них что-то общее, отличающее их от остальных: все грязные из-за жизни на улице, лениво выискивающие возможность чем-нибудь поживиться, например оказаться поближе к тому, у кого можно попросить подаяния, а может, и обокрасть. Мог бы я когда-нибудь оказаться в такой банде? Или я был слишком осторожен либо наивен? Трудно представить, что я мог выживать на улицах в одиночку, да еще такое продолжительное время. В конце концов я стал бы одним из этих детей или умер бы.

Я поймал такси, и вскоре уже ехал в гостиницу, номер в которой мне забронировало турагентство. Гостиница оказалась высококлассной: с индийской и западной едой, барами, спортзалом и огромным бассейном. Я решил поплавать. Возле бассейна можно было отдохнуть в шезлонгах, расставленных по периметру бассейна, или подплыть к краю и полюбоваться Калькуттой, раскинувшейся внизу, – с городским смогом, царящим на дорогах хаосом и с ее нищетой.

Одна из основных причин моего приезда в Калькутту – желание встретиться с человеком, который сыграл очень важную роль в моей жизни. Как только я узнал, что миссис Сародж Суд не только жива, но и до сих пор работает в ИООУ, я договорился с ней о встрече в ее кабинете. Теперь я связался с переводчиком с бенгали и взял такси. Мы долго пробирались по улицам с сумасшедшим движением, пыльным и вонючим из-за сточных вод в канавах, которые никто не чистит.