Избранница - Стефани Лоуренс

Он взялся за края ее одежды и поймал взгляд.

— Позволь мне.

Глядя как зачарованная в темные озера его глаз, Леонора медленно кивнула.

Он потянул одежду — платье и сорочка скользнули к ее ногам. Шелест падающего шелка показался ей пугающе громким.

В комнате было полутемно, но все же она могла разглядеть его лицо, когда, обнимая ее одной рукой, другой он гладил ее тело, словно желая убедиться, что зрение не обманывает его. Грудь, талия, живот, бедра… — Ты так красива…

Слова упали с его губ, а он, казалось, и не заметил. Она смотрела в его лицо и поражалась — вот он, весь, без привычной маски: сжатые губы, твердые скулы, никакого светского шарма. Его лицо было бы сурово, если бы во взгляде не было столько нежности. И тогда последние сомнения, таившиеся в глубине ее души, обратились в пепел. Сейчас она не могла бы назвать то чувство, что отразилось на его лице, но это было именно то, что она бессознательно хотела увидеть. А значит — все было правильно, так, как должно. Может быть, всю жизнь она ждала, чтобы наступил этот единственный миг и мужчина посмотрел на нее именно так: словно готов продать душу ради нее, ради того, чтобы обладать ею. Ибо для этого человека она была дороже и желаннее, чем душа.

Она потянулась к нему, и он принял ее в свои объятия. Губы их встретились, и Леонора испугалась бы той бури страстей, в которую погружались ее тело и ее разум, если бы здесь не было его — такого надежного, такого настоящего.

Тристан положил ладони на гладкие полушария ее ягодиц и прижал к себе — вперед и немного вверх, так, чтобы ее нежное и мягкое тело ощутило жар и твердость его плоти. Она застонала, чувствуя, как жар спускается ниже, туда, где, оказывается, находится средоточие желания.

Он приподнял ее, и вот руки Леоноры обвились вокруг его шеи, а ноги обхватили бедра. Он оторвался от ее губ и требовательно сказал:

— Идем.

Вместо ответа она вновь потянулась к его губам, пытаясь откровенно чувственным и жадным поцелуем выразить свою решимость, готовность и желание познать то, что еще ждет впереди.

Тристан подхватил ее и понес к кровати. И вот они вдвоем на широком ложе. Его мужское самолюбие, та примитивная часть, что жаждала физического обладания, торжествовало: она лежала перед ним обнаженная, жаждущая, предназначенная для него. Терзая ее губы, дразня языком ненасытный рот, он ласкал, совершенные груди, нежную округлость живота. Потом коснулся темных завитков и той мягкой, теплой плоти, что скрывалась под ними. Она охнула, тогда он вновь поцеловал ее, глубоко и долго, а потом отпустил, и теперь их губы лишь нежно соприкасались. Так нужно, чтобы она могла чувствовать и желать. Глаза в глаза, смешивая дыхание, они пойдут дальше. Пальцы его ласкали нежную плоть, дразня, заставляя учащаться дыхание. Грудь Леоноры вздымалась, рот приоткрылся. Палец его скользнул туда, где плоть сжималась и была так горяча… Тело девушки напряглось, она зажмурилась.

— Не прячься, смотри на меня.

Тристан продолжал ласку, давая ей возможность привыкнуть и осознать удовольствие. И с радостью ощутил, как тело ее расслабилось и раскрылось ему навстречу. Он смотрел — счастливый от того, что смог сделать это для нее, — как лицо девушки меняется: губы заалели, потемнели глаза. Дыхание Леоноры участилось, и Тристан почувствовал, как ногти впиваются в кожу. Она ловила ртом воздух, выгнулась и вдруг зашептала:

— Поцелуй меня… Прошу…

— Нет, я хочу смотреть на тебя.

Она судорожно вздохнула, и он прошептал:

— Расслабься и позволь этому случиться…

Ну же, его рука двигалась все быстрее, еще чуть глубже — и она закричала, поймав тот всплеск, что возносит на вершину блаженства. Тристан чувствовал, как сократились ее мышцы, видел дрожь, сотрясающую ее тело, — и был счастлив. И только теперь он поцеловал ее — долго и нежно, чтобы она почувствовала, что он с ней и они вместе. Он с сожалением покинул влажную глубину ее тела и погладил темные завитки и живот, чувствуя, как под его рукой опять напрягаются мышцы.

Надо отодвинуться, чтобы дать ей воздух и возможность прийти в себя. Но она не отпустила его. Руки крепче обвились вокруг шеи. Леонора взглянула в глаза Тристана и прошептала:

— Ты обещал выполнить любое мое желание. — Она провела языком по губам. — Не останавливайся.

— Леонора…

— Нет. Я хочу, чтобы ты был со мной. Не останавливайся.

Она выгнулась, и он задохнулся, чувствуя, как тело ее, влажное, горячее, прижимается к его плоти. Застонав, он подался назад, разорвав кольцо ее рук. Взглянул на ее лицо. Она смотрела на него странно глубокими глазами. Словно озера. Влага вдруг перелилась через темные ресницы, и серебристая капля покатилась по щеке. Слезы.

— Прошу тебя, не уходи, не оставляй меня.

Что-то дрогнуло у него внутри. Он хочет ее так, что голова пылает и мысли путаются. Но как джентльмен он знает, чего делать нельзя — нельзя овладеть девушкой вот так. Или нельзя противиться ее желанию, чтобы ею овладели вот так, прямо здесь и сейчас? Дом был пуст и тих, на улице — ночь. И словно только они двое остались во всем мире на огромной кровати. Она хочет его. Здесь и сейчас. Только это и имеет значение.

— Хорошо.

Он выпрямился и, взявшись за ремень, добавил:

— Помни, что это была твоя идея.

Она улыбнулась медленной улыбкой, глядя на него огромными глазами. Он сбросил остатки одежды, потом подошел к ее вещам, взял платье, встряхнул и вывернул наизнанку юбки. Вернулся к кровати и, приподняв ее бедра, подстелил платье.

Заметил, что бровь ее выгнулась вопросительно, но она промолчала и лишь послушно легла на платье.

Взглянула ему в глаза и без труда прочла его мысли.

— Я не передумаю.

— Так тому и быть.

Леонора была удовлетворена, а потому чувствовала себя комфортно, чего Тристан никак не мог бы сказать о себе. Пустой дом, окружавший их словно темный и теплый кокон, два обнаженных тела в постели и сознание незаконности происходящего натягивали его нервы до предела. О да, она захотела его сама и сказала об этом четко и ясно, и все же, узнай об этом кто-нибудь, в глазах всего общества он был бы виновен.

Но самым тяжким было увидеть себя со стороны и понять, какие темные глубины разбудила в нем эта женщина. Он не был уверен, что она не испугается натиска его страсти, и теперь, вытянувшись рядом с ней, медлил, давая возможность разглядеть ей свое тело и лицо: твердое, почти жестокое в обнаженности желания. Пусть она видит, и если хочет, еще можно отступить.

Но Леонора смотрела на него спокойными голубыми глазами и не собиралась убегать. Тогда он поцеловал ее — властно, как требовательный любовник, которому все позволено, как победитель, готовый вступить в покоренный город. Лица их были совсем близко, глаза смотрели в глаза, и он прочел в ней лишь решимость. Новая волна возбуждения охватывала ее, тело напряглось, требуя ласки, прикосновения.