Слабая женщина, склонная к меланхолии - Ирина Волчок

За дверью послышались приближающиеся голоса. Ася оглянулась, увидела лицо Гонсалеса и неожиданно для себя сказала:

– Скажите, что потом позвоните. А то сейчас уже майор вернется.

– Мам, я потом позвоню, – послушно повторил Гонсалес. – Не знаю, как получится… Это же случайно получилось. Как подарок… Или ты сама колдунье позвонишь, она тебе все расскажет. Командир, ведь ты не против?… Мамочка, она не против. Ну все, до свидания, а то сейчас придут уже, до свидания, я тебя люблю, до свидания…

Голоса за дверью были уже совсем рядом. Ася шагнула к Гонсалесу, вынула телефон из его руки и сунула в карман робы. Гонсалес сидел неподвижно, серьезно смотрел на нее блестящим зеленым глазом, дернул кадыком и с видимым трудом сказал:

– Командир!… Спасибо, командир. Ты хороший человечек. Жив буду – не забуду.

– Обязательно забудете, – вспомнила Ася любимую присказку Плотникова. – Все всегда всё забывают. И вы забудете. Это не предосудительно и даже правильно. Закон природы.

– А я не забуду, – упрямо сказал Гонсалес и впервые улыбнулся уже знакомой ей насмешливой улыбкой. – Я против закона попру. Мне не привыкать.

– Босыми ногами – по холодному полу! – возмутилась Ася, услышав, как открывается дверь. – Это как называется? Вы что, больной, заболеть хотите? И загубить всю работу Плотникова?… И перезаразить все отделение какой-нибудь респираторной инфекцией? Как будто нам мало карантина по поводу… – Ася вдруг вспомнила, что не знает, какой повод нашла Светка для объявления карантина, и зловеще закончила: – По поводу другой инфекции!

Гонсалес засмеялся, свалился на кровать и задрал ноги на спинку.

– О чем беседа? – ревниво спросил Тугарин, входя в палату за Людой. – Мы там мебель таскали, а они тут веселятся… Хорошо некоторые умеют устраиваться.

– А давай местами поменяемся, – с готовностью предложил Гонсалес и опять засмеялся. – Я тебя браслетами к койке пристегну. А? Соглашайся, начальник, хоть выспишься разок как следует… Хотя тебя и пристегивать без толку. Ты либо браслеты порвешь, либо койку разломаешь. Либо вместе с койкой попрешься долг исполнять. Интересно – койка в дверь пролезет? Да пролезет, куда она денется… Раз уж ты пролезаешь, так койка и подавно пролезет. Командир, ты не представляешь, какая у майора сила? Как у танка. Наверное, он даже со мной справиться смог бы… Конечно, после соответствующей подготовки. И после того, как хорошенько выспится.

– И после того, как у тебя глаз совсем заживет, – добавил Тугарин. – Слышал, что Ася Пална говорила? Никаких физических нагрузок. А то она расстроится. И хоть носки надень, что ли… Генерал тебе даже шерстяные привез, а ты опять босиком. Правда простудишься еще. Только этого нам не хватало.

Гонсалес повернул голову на подушке, изумленно глянул на Тугарина, задумчиво сказал:

– Гуманист. Почему тебя до сих пор не уволили, майор? Совсем вас там кадровый голод затрепал? Ладно, надену я носки. Хотя сроду не простужался. Ну раз уж Ася Пална может расстроиться – надену, чего уж там… Знаешь, майор, я тоже Асю Палну обожаю. Особенно когда она веснушки не пудрит. По-моему, она их никогда не пудрит. А в первый раз зачем-то соврала. Командир, ты зачем врала, что веснушки запудриваешь?

Люда, до сих пор с жадным интересом слушавшая этот диалог, посуровела и сочла нужным вмешаться:

– Ты чего это грубишь? Ты кому это грубишь? Совсем больной, что ли? Ася Пална никогда не врет!

– В тот раз соврала, – призналась Ася с покаянным видом. – От неожиданности. Не поверила, что глаз на первой перевязке уже так видит. Думала, что больной про веснушки – так, случайное попадание… Ну и решила с толку сбить. Контрольный тест.

Гонсалес и Тугарин переглянулись с одинаковым выражением лица типа «вот верь им после этого». Люде это не понравилось.

– Ася Пална, – с подчеркнутым пиететом сказала она, сердито поглядывая то на больного, то на его сторожа. – Я все назначения выполнила. Готова остаться здесь и наблюдать за порядком. Валентина Митрофановна тоже готова. Какие будут распоряжения?

– Да ну их, с их порядком вообще, – сказала Ася и за локоть повела Люду к двери. – Пусть сами справляются, раз такие сильные. У Валентины Митрофановны с лежачими забот полно. А мы – слабые женщины, да? Вот и пошли чай пить, раз такое дело.

Люда заметно удивилась, но по привычке сказала:

– Есть!

Гонсалес и Тугарин почти одинаково засмеялись. Автоматчик поднялся со стула, с интересом заглянул в палату, заулыбался. Веселится и ликует весь народ. Наверное, не так уж все опасно, как рассказывал Тугарин. Вон они все какие спокойные. И даже легкомысленные. Нарочно запугали слабую женщину, а теперь, наверное, над ней же и смеются. А она поверила и теперь только об этом и думает. Не о том, что смеются, а о том, что опасно… А чего тревожиться-то? На всех дверях – засовы, на всех окнах – сигнализация, на всех этажах – автоматчики. Граница на замке.

Ася сидела в ординаторской, пила чай, рассеянно, слушала Люду, которая горестно рассказывала о новом знакомом – опять рыжем, это уже даже не смешно, – мысленно уговаривала себя, что тревожиться совершенно не о чем, а сама тревожилась. Поглядывала на черный телефон – именно этот телефон будет звонить, если поступит сообщение о том, что везут экстренного. Телефон не звенел. Тьфу-тьфу-тьфу. Но вообще-то когда и звенел – она так не тревожилась. Наверное, это страшилки, которые рассказывал Тугарин, ей вконец нервы растрепали.

В кармане робы пиликнул мобильник. Сообщение. Странное какое: «Молюсь за вас. Мама Сережи». Это какая же мама? В смысле – какого Сережи? Тревога почему-то усилилась. Ася повспоминала, кто из ее пациентов был Сережей, вспомнила только семидесятилетнего Сергея Юльевича, сильно засомневалась в том, что сообщение – от его мамы, и спросила Люду:- Ты не помнишь, среди наших больных какие-нибудь Сергеи были? Кроме Сергея Юльевича, его я помню.

– У Плотникова двое было. Но это давно, еще до вашего прихода… – Люда задумалась, похмурилась и призналась: – Фамилий не помню. Все-таки давно… А из последних – только Гонсалес. Ася Пална, если надо, я в пятой ночью посижу А вы здесь. Может, поспите. Все-таки вторник, вряд ли кого привезут. Тьфу-тьфу-тьфу.

– Вряд ли, – согласилась Ася. – Тьфу-тьфу-тьфу… Но лучше ты здесь посиди. Поспи, если получится. А я в пятой… Может, заставлю майора уснуть. А то у него уже глаза как у алкоголика. Я бы за одни такие глаза увольняла из органов без суда и следствия. Да и остальные тоже… По двенадцать часов дежурят! Маразм.

– Так и мы по двенадцать часов дежурим, – несколько удивленно напомнила Люда. – Ничего, нормально. Иногда даже поспать можно. Конечно, когда экстренные – тогда тяжело. Все время на ногах, да еще и ответственность…

– Вот именно, – согласилась Ася. – Все время на ногах, да еще и ответственность… У нас это – когда операция, у них – все дежурство, с первой до последней минуты. Да еще с оружием в руках. Представляешь, какая психическая нагрузка? Не понимаю, почему их чаще не сменяют.