Неудобная женщина - Стефани Бюленс

Невозможно подсчитать, сколько зла он причинил за всю свою никчемную жизнь. Скольких он искалечил или убил. Сколько детей погибли во время перестрелок, которые он заказал. Он до последнего вздоха будет ядовитой змеей обвивать Лос-Анджелес.

Смизерс скользил взглядом по моему телу.

— И какие прелести.

Он был весь из себя улыбчивый и расслабленный. Он мог подмигивать, пялиться, отпускать похабные замечания. И я ничего не могла с этим поделать. Он это знал и как щитом отражал этим знанием ненависть, которую сам же и разжег.

— И какие прелести, — повторил он похотливо.

Я потянулась к ручке водительской двери, и он рассмеялся.

— Пойдем ко мной домой, детка, — протянул он насмешливо. — Пойдем домой к папочке.

Меня захлестнула волна ненависти. Хотелось схватить его за горло и сжимать до тех пор, пока он не посинеет, на губах не выступит пена и он не сдохнет как подзаборная шавка.

Вместо этого я села в машину и поехала на работу.

Из офиса я позвонила Дестини.

— Нужно найти дом, куда ты отвезла ту девушку, — сказала я. Дестини затаила дыхание.

— Я не знаю, где это, — сказала она.

— Ты знаешь примерное направление. Прочешем там все и найдем его.

Она понимала, что я не отстану.

— Я могу попробовать, — сказала она слабым голосом. — Но как это связано с…

Я не дала ей договорить.

— Во сколько ты сегодня заканчиваешь?

— В четыре вечера.

— Я подъеду.

* * *

Два часа спустя она вышла из закусочной и начала энергично оглядываться по сторонам в поисках моей машины. Заметив меня, она торопливо подошла и забралась внутрь.

— Может, у меня не получится найти его, — предупредила она.

— Получится, — сказала я. — Иначе я скажу Вики Пейдж, что ты ее сдала.

Дестини оцепенела.

— А мы обе знаем, что тогда с тобой случится, — продолжила я.

Она слабо кивнула.

— Я покажу дорогу.

Следуя ее указаниям, мы выехали из Лос-Анджелеса по трассе 10-Е. Через час мы свернули в пустыню. Несколько пыльных перекрестков с заправками, на которых можно было что-то купить, но по большей части кусты, камни и песок. Вдалеке я заметила койота — кожа да кости и наверняка весь вшивый. Он был похож на окружающий пейзаж — такой же измученный жаждой и сиротливый.

— Здесь направо, — сказала она спустя еще полчаса поездки по пустыне.

Я свернула на заросшую травой дорогу. Бледно-зеленые кактусы высились в бесцветном воздухе. Краем глаза я заметила несколько сухих клубков перекати-поля. Здесь давно никто не жил, но вдоль дороги стояла пара заброшенных покосившихся лачуг. Мы продолжали ехать, дорога все сужалась, пока не превратилась в две потрескавшиеся колеи, пересекающие пустыню.

В конце концов она привела к покосившимся воротам фермерского домика.

— Вот он, — сказала Дестини.

Я молча разглядывала дом. В этой развалюхе явно никто не жил уже много лет. Но кое-что в этой мешанине из дерева и разбитого стекла привлекло мое внимание: черные окна и красная дверь.

— Это же тот самый дом, который нарисован на стене возле «Макдаффи»!

— Я знаю, — тихо сказала Дестини.

Она многозначительно посмотрела на меня.

— Вики видела рисунок, — сказала она. — Она подумала, что девчонка таким образом хочет рассказать миру о том, что с ней случилось.

Зловещий намек был совершенно очевиден.

— Это Вики ее убила? — спросила я.

На лице Дестини боролись печаль из-за девушки и страх за себя.

— Не знаю. Правда не знаю.

Мы выбрались из машины и подошли к дому. Я на всякий случай постучала, но внутри никого не было, и я дернула ручку двери. Она оказалась не заперта.

Гостиную очистили от любых намеков на то, кто здесь был и чем занимался. Все сияло, мебель убрали. Здесь не будет отпечатков. Никаких образцов ДНК. Как если бы дом спустился прямиком с небес и его ни разу не коснулась рука человека.

Осматривая комнату, я понимала, что никто уже не узнает, где когда-то лежала утонувшая девушка, одурманенная и ничего не соображающая, в ожидании насилия. Все доказательства ее мучений стерты подчистую — так же, как море смыло все следы с ее тела.

Могла ли я спасти ее — и других жертв Вики, — если бы осталась в полиции?

Я вспомнила то утро, когда приняла решение уйти. Едва я пришла на работу, меня вызвали.

— Бытовуха, — мрачно сообщил диспетчер.

Мне вечно доставались преступления на бытовой почве, особенно самые жестокие, с морем крови и чудовищными деталями.

— Жена и двое детей, — добавил диспетчер. — Бульвар Сепульведа.

Стоило нам подъехать, я тут же узнала этот дом. Мне уже несколько раз случалось приезжать сюда на вызов — соседи слышали женские крики и детский плач.

Проезд был забит патрульными машинами, рядом дежурили «Скорые», чтобы забрать тела. Их было три. Женщина лицом вниз на кухонном полу. Девочка лет девяти на диване в гостиной. Другая девочка, двумя годами младше, в коридоре. Жену и одну из дочерей убили выстрелом в затылок. У старшей дочери были прострелены горло и грудь.

— Мне приходилось здесь бывать, — сказала я одному из полицейских. — Его ведь зовут Беннетт?

— Ага. Его скрутили на заднем дворе.

Беннетта окружили полицейские — кто в форме, кто в гражданском. Запястья за спиной скованы наручниками. Он был одет в черные брюки и белую майку. Его лицо покраснело, в глазах стояли слезы.

При виде меня на его лице промелькнуло узнавание.

— Энни видела меня, — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно. — С другими это случилось со спины. Они и не поняли, что произошло. Но Энни видела меня с пистолетом и замерла. Будто не верила своим глазам. Вдруг это шутка такая. Вдруг это неправда. — Его тон был изумленным. — Она просто стояла там. «Папа? — повторяла она. — Папочка?»

Он бормотал, иногда принимаясь рыдать. А я вспоминала прошлые вызовы сюда. Как съежилась жена. Как застыл страх на лицах девочек, цеплявшихся за ее ноги. Я знала, чего они так боятся.

А Беннетт тем временем начал жалеть себя.

Всегда одно и то же. Я слышала эту байку в тысячный раз.

Он испытывал стресс, бедняжка.

Его жена вечно ныла, а дочки все время цапались.

Сколько нормальный мужчина может это терпеть?

Любой бы на его месте сорвался.

Меня затошнило.

Мне хотелось поставить его на колени, чтобы он умолял о пощаде: Вот, почувствуй, каков страх на вкус.