Последний в черном списке - Евгений Сухов

Виктор Алексеевич не раз переживал все это снова и снова в кошмарных снах, но никогда в жизни ему в голову не приходила мысль о мщении. Он просто смирился и жил с этим дальше. Так почему же кто-то другой вправе брать на себя роль правосудия? Этого Перегудов не понимал…

— Ты дома? — голос жены до сих пор звучал у него в памяти.

— Нет, милая, я еще на работе. А вы где?

— Едем домой. Я купила свинины. Сделаю сегодня отбивные, как ты любишь. Только не задерживайся допоздна. Ладно?

— Хорошо. Я постараюсь. Как там Артем?

Сынишка простудился, но в последние два дня почувствовал себя довольно сносно, и родители полагали, что к понедельнику он сможет вернуться к учебе. Пропускать подолгу занятия в первом классе было опасно. В этом возрасте ребенку еще не объяснишь, что ему необходимо наверстывать какой-то упущенный материал.

— Он отлично себя чувствует, — ответила Анна. — Хочешь с ним поговорить?

— Не сейчас, — отказался Перегудов. — У меня тут люди, Анюта. Передавай ему привет и скажи — увидимся дома.

Он даже не попрощался с женой. И не стал говорить с сыном. Но откуда ему было знать в тот момент, что другой возможности больше не представится никогда…

Перегудов провел рукой по лицу и поднялся с табурета. Вероятность того, что после всех этих воспоминаний ему удастся-таки уснуть, равнялась нулю. Но он знал, что ему поможет: рюмка «Русского Размера» поможет снять напряжение, ведь завтра у него трудный день.

* * *

Он вычислил всех их уже на третий день наблюдения. Предыдущие два дня Егор вел себя вполне обычно. Ездил в институт на занятия, а вечера проводил в клубах в обществе молоденьких девиц, которые, по мнению Елизарова, и в подметки не годились его дочери. И при всем при этом Старцев выглядел беспечным и абсолютно довольным жизнью. Словно ничего и не случилось. Елизаров с трудом сдержался, чтоб не расправиться с ним сразу же. Но этого делать ни в коем случае было нельзя. Убив Егора, Владислав рисковал не найти остальных соучастников преступления…

И на третий день ему повезло. Сидя в своем автомобиле, припаркованном на противоположной от дома Старцева стороне улицы, Елизаров заметил, как к подъезду подкатил новенький «Ниссан» цвета морской волны. Из салона выбрался парень с коротко стриженными темными волосами, но входить в дом он не стал, а, достав мобильник, принялся звонить. Первым порывом Владислава было выйти из своей машины, но он сдержался. Парень сунул мобильник в карман, а уже минуты через две после этого из подъезда вышел Старцев. Елизаров заметил, что бывший парень его дочери в заметном подпитии. Ребята обменялись рукопожатием, и Егор забрался на переднее пассажирское сиденье «Ниссана». Его товарищ занял место за рулем.

Автомобиль тронулся с места, и Елизаров последовал за ним. Он старался держаться на приличном расстоянии от преследуемых, так, чтобы они не смогли заметить слежки, и в то же время не отпуская их слишком далеко.

«Ниссан» свернул на проспект и несколько кварталов ехал прямо, пока не достиг Парка Победы. Затем ушел вправо и, проехав по улице, выбрался на Кольцевую. Елизаров старательно держался за ним. Наконец интересующий его автомобиль остановился у кафе «Элегия». Старцев и второй парень зашли внутрь. Елизаров немного поколебался и двинулся за ними. Вероятность того, что Егор мог знать его в лицо, была ничтожно мала, а об остальных и говорить не стоило.

Кафе было небольшим, но уютным. По обе стороны от столов располагались кожаные диваны с высокими спинками, где посетители чувствовали себя крайне уютно. Молоденькая официантка с длинными светлыми волосами проворно сновала по залу от одних клиентов к другим и принимала заказы. Елизаров бегло осмотрелся и заметил тех, кто ему был нужен. Их было четверо, и они занимали дальний столик у окна. Старцев, тот самый парень, что был за рулем «Ниссана», высокий сухощавый блондин в дутой спортивной куртке и рыжий атлет с раскосыми глазами. Блондин и рыжий пили пиво из высоких бокалов. Егор, лучезарно улыбаясь пьяной улыбкой, делал заказ склонившейся к нему официантке. Блондин угостил парня из «Ниссана» сигаретой. Сказал что-то ему, и они оба рассмеялись. Рыжий перевел взгляд за окно.

Никаких сомнений у Елизарова больше не осталось. Перед ним, бесспорно, была та самая четверка, которая грубо и, как получается, безнаказанно надругалась над его дочерью. Стоя в центре кафе и пользуясь тем, что на него никто пока еще не обратил внимания, Владислав отстегнул с пояса сотовый телефон, поднял его на уровень лица и, делая вид, что ищет в электронной записной книжке нужный ему номер, несколько раз сфотографировал всех четверых, максимально приближая изображение. Затем занял место за столиком спиной к Егору и его друзьям. Видеть их Елизаров теперь не мог, но зато отлично слышал каждое произносимое ими слово.

— Что-нибудь еще? — любезно поинтересовалась официантка у Егора.

— Пока все, куколка. А там посмотрим…

Официантка отошла от их столика и остановилась возле Елизарова. Перевернула лист блокнота.

— Что будем заказывать?

— Кофе, — ответил Владислав. — Черный и без сахара.

При этом он даже не смотрел на нее, весь обратившись в слух. Нервно курил сигарету и чувствовал мощный выброс адреналина в кровь… Они были совсем рядом. Носок с монетами лежал в кармане плаща. Вскочить, наброситься на них и, не задумываясь, молотить направо и налево… Искушение было слишком велико.

— Может, отложим священную субботу? — предложил Егор, и Елизаров обратил внимание на то, как заплетается у него язык. — Я, честное слово, что-то не в форме.

— А кто тебя просил кирять с самого утра?

— Не в кире дело, Паша. Меня вообще последние несколько дней жестко плющит. Может, свалить куда-нибудь из города?

— Ну, все. Конкретно закис наш кореш, — голос говорившего звучал особо презрительно. — Может, лучше в монахи, Егор? Верняковое дело. И отпустит сразу.

— Да пошел ты.

— А я, кстати, поддерживаю Егора, — включился в разговор четвертый собеседник.

— В смысле? Тебя тоже плющит?

— Нет. Я про священную субботу. Перенести ее было бы толково. Мне на недельку надо на Сицилию смотаться. К отцу. Очень уж просил папик. Отказать — неудобняк. Да и вообще я давно уже никуда не ездил. Перенесем, действительно, на недельку?

— Мне по шарабану, — голос, насколько мог судить Елизаров, принадлежал тому, кого Егор назвал Пашей. — Какая, хрен, разница, когда оттянуться. Можно и через недельку, можно и через две… Толкни мне пепельницу, Андрюха.

— А ты что скажешь, Тима?

— Мне не нравится. Но если все «за», чего я буду в залупу-то лезть.

В проходе между столиками появилась официантка с подносом. Сначала она остановилась возле Елизарова, поставила перед ним чашку кофе, а затем двинулась дальше, неся два бокала пива. Владислав погасил сигарету в пепельнице. Теперь он уже был уверен на все сто процентов, что за соседним столиком те, кто ему нужен. Имена тоже совпадали. Павел, Тимур… А рыжего, судя по всему, звали Андреем.