Хочу женщину в Ницце - Владимир Абрамов

– Сказывали, что худой ты, Алексей Григорьевич, да не оттого, что исхарчился, а всему виной недуг проклятый. Дух святой один остался. Слыхал, что никого не жалуешь своим вниманием. По разумению моему уж скоро год поди, как тебя, милок, не видывал.

Орлов вышел из-за стола, вытирая о суконную рубаху потные руки:

– Неужто токмо год один минул? Помилуй, Иван Иванович, Бог с тобой, давно, как второй идет! Запамятовал ты, видать.

– На память свою пенять не стану. Как же, в январе минувшего года тебя, наконец, признали, выбрали депутатом от Петербурга в Комиссию по составлению Нового Уложения. Признаюсь, ожидал я, что вместе послужим Отечеству нашему, да вот не вышло. Видно, Богу было так угодно. Пришлось без тебя хлопотать над проектом нового российского законодательства.

Бецкой присел на край шелкового кресла, так и не дождавшись приглашения.

– Сказывай, сынок, какой такой недуг с тобою приключился, а то болтают всяко! Теперича и сам желаю все знать.

– Да что говорить, не в резвости я время провожу. Неможится мне.

Орлов бросил живой взгляд на Бецкого и задумался. «А, ведь и впрямь отец, ему давно за шестьдесят, а мне всего-то тридцать третий идет. Вот как выходит! Мне хоть помирай, а ему ещё лет тридцать спокойно можно отмерять! Видно, неспроста народец наш болтает, будто он отец родной Катеньки нашей. Воистину ведь похожи! Может, это всё слухи досужие, что Иван Иванович в прошлом, будучи в Париже, не единожды тискал её мамашу, да так, что она вскоре понесла…» Орлов поймал на себе пристальный взгляд Бецкого и понял, что тот прочел его мысли.

– Так что там твои доктора плетут? – не унимался гость.

Орлов согнул богатырскую спину и, кряхтя, присел:

– Твердят одно: чтобы молился. Находят судороги, удушье, про другие немощи лихие сказывали. Да разве их поймешь, докторов-то этих заморских, каждый своё гнет! Засорение, говорят, в кишках моих и животе. Матушка наша императрица тревожится, в прошлом сентябре в Вену историю моей болезни отсылала какому-то Ван Свитену. Доктор к выводу пришел, что камни там у меня внутри. Загораживают, сказал, проток для желчи. Этим он и желтизну моего тела объясняет.

– Так что делать-то велит?

– Напутствует, чтобы жизненный порядок был в яствии и питии. А без того, значит, заключает, что всё напрасно будет.

– А ещё к кому обращались?

– Императрице нашей доктор из Лейдена отписывал, как его звать, боюсь, запамятовал, вроде бы Гаубинус али еще как. Гришка, брат мой, передал Матушки слова, что излечение невозможно, но облегчение принести можно. Всё зло лежит в печени и желчном пузыре. На воды, говорят, ехать надобно.

– Так, чего не поехал? Поезжай!

– Поезжай?! – жалкое подобие улыбки отразилось на лице графа. – Страшусь, не доеду я, да и Гриша тоже так смекает. Сказывал, что его люди в феврале вроде как письмо видели английского посланника Ширлея на родину. Сообщает посланник, что братья мои скоро меня потеряют, коль я слишком слаб, чтобы отправиться на лечение на воды. Словом, решился я прошение государыне подать, уже его и составил. Прочти, Иван Иванович, может, что присоветуешь?

Орлов указал на мраморный столик, где лежали перо и бумага. Бецкой поднялся с кресла и перед тем, как взять в руки бумагу, ещё раз бросил подозрительный взгляд на Орлова:

– Ходят худые слухи, будто ты советы врачей своих в грош не ставишь, по кабакам разъезжаешь на потеху гордыне своей, чревоугодничаешь и распыляешься в драках! Вон и штоф с водкой подле тебя стоит!

– Рад бы, Иван Иванович, тряхнуть удалью своей – поди, не старик ещё, да что-то последние дёны совсем занеможил. Ну, так ты читай скорее, Иван Иванович, не томи!

Сидя на высоком табурете, Алехан нетерпеливо тер ладонями о колени.

Бецкой вперил тревожный взгляд в лист бумаги. «Всемилостивая государыня! С крайним огорчением и сокрушением сердца принужденным себя нахожу утруждать Ваше Императорское Величество об увольнении меня из военной и штатной службы вечно. Причиною же сего, как Вашему Императорскому Величеству самой известно, жестокость долговременно моей болезни, которая довела меня до неспособности продолжать Вашему Императорскому Величеству всеподданическую мою службу. С умилением же усугубляя мою просьбу, дабы я не лишен был материнской Вашего Императорского Величества милости во время моего увольнения, что за первой предмет моего благополучия во всю жизнь имел и иметь буду. Всемилостивейшая Государыня, Вашего Императорского Величества всеподданнейший раб граф Алексей Орлов», *** марта 1768 года. Число на прошении не было проставлено.

Бецкой не сразу оторвал взгляд от документа. Выдержав паузу и с трудом уняв охватившую его почти отеческую тревогу, он произнес:

– Да, складно изложил! Однако пришел я к тебе по делу, покудова твою отставку государыня наша не приняла.

– Слыхал, Иван Иванович, что без дела ты никуда не хожий, оттого и смел принять тебя босым. По всему видать, оно у тебя спешное.

– Не тушуйся, граф. Я друг тебе, Алешка, хоть годами мы с тобой не ровня. Признаться, сам я не терплю докторов этих, но есть у меня один человечек, числится лекарем при Академии художеств. Подлого происхождения, но я в него верю. Грамоты не ведает, жена его за ним записи делает, сам же, подлец, не признает никаких церемоний. Однако же мужик честный. Лечит всякие болезни, но с разбором, с помощью китайских средств, полагая их по малой доле в здешние, из трав составленные.

– Стало быть, есть такие, кого он таким чудесным образом исцелил? – насторожился Алексей.

– Он врачевал всяких и моих друзей в том числе, и лечил их местными средствами, иной раз и без своей знаменитой книги рецептов. Многие сумели великое облегчение получить от него. Граф Сиверс, к слову, приказывал рекомендовать его тебе.

– Неужто он в медицине знает больше, чем наш медицинский факультет? Чай, не глупее его наставники были прежние.

– Ручаюсь, что готов он посрамить разом весь медицинский факультет и вылечить тебя! Эскулап от Бога, скажу я.

– Почту за благо принять сию подмогу. Токмо мне с братьями надобно советоваться, прежде чем решиться на лечение всякое.

– Советуйся, но всё едино, поначалу он тебя посмотреть желает, потому как после своего осмотра может взяться за твое лечение, затем, что принимается не за всякого, а лишь за того, кого вылечить может.

– И когда же он желает своё обследование провести?

– Немедля. Он в людской мается без дела.

– Эк ведь как хватил, немедля, – Алексей Григорьевич посмотрел на свои исхудавшие голые ноги.

– Чего ж время-то терять!

– И верно, Иван Иванович, вам отказать не решаюсь! – устало ответил Алексей скорее, чтобы не обидеть старика, чем в надежде на исцеление.

– Ну, и добро! – с чувством облегчения выдохнул Бецкой и велел звать лекаря.