Нежнее шелка - Сьюзен Джонсон

— А-а… Ну тогда мне везет. Клянусь, я от вас не отстану.

— Нам повезло, — ласково поправил Хью, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. На глазах у всех.

Когда они вышли за дверь, Джеймс взглядом велел своим приказчицам перестать хихикать.

Хью Драммонд здорово увяз, думал он.

Понимает ли он это сам?

Семья Сунскоку поселилась в маленьком домике на западных холмах. Когда она подъехала к воротам, все дети высыпали ей навстречу, принялись обнимать ее и тараторить как сороки.

У Юкиё почти не осталось воспоминаний о том, что такое семья, и он не заметил, что взрослые остались в доме.

Но Сунскоку сразу обратила на это внимание. И ее охватили дурные предчувствия.

Мать стояла в дверях, но приветствовала дочь так боязливо, что Сунскоку поняла — что-то не так. А когда из гостиной донесся грозный голос отца, мать в страхе, вжав голову в плечи, быстро ретировалась.

— Мы что, зашли не в тот дом? — Юкиё ощетинился, завидев отца Сунскоку.

— Он нисколько не изменился.

— А наверное, стоило бы, раз ты содержала их все эти годы.

Она грустно улыбнулась:

— В каком мире ты живешь? Он глава семьи.

— Я так не считаю.

— Пожалуйста, не нужно с ним спорить. Я этого не вынесу.

— Я не позволю ему обижать тебя.

— Он и не будет. Все достанется матери.

Юкиё стиснул челюсти и глубоко втянул воздух. Из-за такого же человека он потерял мать.

— Ты здесь не останешься, — сказал он приглушенным голосом. — Я этого не допущу.

— А я никого не спрашиваю, что мне делать. Не потерплю, чтобы мужчины мне указывали… — возмущенно прошипела она.

— Прошу прощения, — поторопился он извиниться. — Но подумай, пожалуйста, о себе. Больше я ничего не скажу.

Трудно было подавить дрожь и трепет, когда отец ее начинал скандалить. Страх сидел в ней с детства, и очень глубоко.

— Поговорю с ним, — сказала она, глубоко вздохнув. — Узнаю, чего он хочет.

— Мне можно присутствовать?

— Как хочешь.

Просторная комната, куда они вошли, полна людей. За круглыми китайскими окнами со стеклами виднеется сад; перед токономой, которую сами устроили, сидит отец, окруженный семьей — братьями и сестрами, их супругами, матерью и бабками Сунскоку.

— Почему нас отвезли в чужую страну? — рявкнул отец.

— Чтобы спасти вашу жизнь, — ответила Сунскоку мягко и вежливо.

Он сердито смотрел на нее:

— Если бы ты не сбежала из Ёсивары, нашим жизням ничего бы не угрожало. Ты неблагодарная дочь, которая превратила нашу жизнь в несчастье!

— Если бы я умерла, вы снова оказались бы в бедности, а скорее всего вас бы убили. Я решила, что вам лучше заранее переехать.

— Умирать тебе совершенно незачем. Твое себялюбие стало причиной всех несчастий.

— А как насчет того, что сама я несчастна? — спокойно спросила она; негодование вспыхнуло в глубине ее души. — Разве это не имеет значения?

— Твой долг — служить родителям.

— Но только меня из всей кучи детей заставили пойти по дороге долга в Ёсивару. Почему эта обязанность пала на меня?

Возмущенный отец скривил рот от гнева:

— Как ты смеешь так разговаривать с отцом?

Она ответила не сразу, заметив испуг на лице матери, и вновь ее объял ужас.

— Мне кажется, я имею право спрашивать отца, после того как столько лет содержала всю семью. Я несла свое бремя одна и без жалоб. — Руки она крепко сжала, спина ее напряжена. — До сих пор. Разве кто-нибудь из вас понимает, что значит заниматься тем, чем я занималась? Каких отвратительных вещей от меня требовали?

— Не желаю этого слушать! — вскричал отец. — Ты не смеешь осквернять мой дом непристойными разговорами!

— Ваш дом? — Ее голос снизился до едва слышного шепота. — А как вы думаете, кто платит за этот дом и за вашу еду, за одежду и все, что требуется для вашей жизни? — Повернувшись, она обратилась к Юкиё: — Мы уходим.

Он кивнул, отчаянно стараясь удержаться и не ударить ее отца.

Сунскоку встретила злобный отцовский взгляд с надменностью.

— Вы будете получать содержание ежемесячно, а если захотите вернуться в Японию, вам купят билеты. Решение зависит от вас. — Она подошла к матери и быстро обняла ее. — Если я когда-нибудь вам понадоблюсь, — шепнула она, — передайте через кухарку. (Юкиё имел своих людей среди прислуги, и эту предосторожность он предпринял по собственной инициативе, за что Сунскоку была ему благодарна.) — Отпустив мать, она отошла. — А если кто-то из вас захочет со мной связаться, скажите человеку, который приносит вам деньги на жизнь. Всего вам хорошего.

Она знала, что мать передаст ее слова другим женщинам, и кто-нибудь из них, возможно, не побоится уйти. Но теперь она отказывается и в дальнейшем содержать за свой счет всю ораву. Она поклялась себе избавиться от тяжкого бремени, которое несла с самого детства.

Она хотела полной свободы.

Гордо вскинув голову, она без сожаления покинула свою семью.

Когда они подошли к воротам, Юкиё сказал:

— Я забыл в доме плащ. Сейчас вернусь. Подожди меня в экипаже.

В Гонконге множество удобств на европейский лад, и они этим воспользовались. В Японии экипажи запрещены.

Подбежав по дорожке к двери, Юкиё постучал один раз, потом, не дожидаясь ответа, толкнул дверь и направился прямиком в гостиную. Войдя без всяких церемоний, он застыл на пороге и зло уставился на отца Сунскоку.

— Слушай меня внимательно, старик, — прорычал он, и низкий рокот его голоса наполнил весь дом. — Ты больше никого в семье не обидишь ни рукой, ни криком, а если я узнаю, что это произошло, моя месть будет скорой. У меня везде есть глаза и уши. Так что поступай так, как говорю, или ты поплатишься за свою глупость.

И, повернувшись, он схватил свой плащ, который нарочно оставил, и вышел из дома.

— Я не заставил тебя ждать долго, верно? — заметил он мгновение спустя, впрыгивая в экипаж и садясь рядом со Сунскоку. — Странные у тебя родственники, — сказал он, усмехаясь. — Мне даже стало не так уж жаль, что у меня семьи нет.

Она слабо улыбнулась:

— Как это все ужасно.

Он покачал головой и привлек ее к себе.

— Ты поступила разумно, милая, — шепнул он, чмокнув ее в нос. — Они слишком многого от тебя хотят. Не трави себе душу.

Она скорчила гримаску:

— Теперь я совсем одна осталась…