Эпоха Рамсесов. Быт, религия, культура - Пьер Монте

Художник Хеви (Лепсий. Иллюстрированный журнал)

Таким образом, можно утверждать, что фараоны, царские родственники, жрецы – другими словами, все заказчики не оставались неблагодарными по отношению к прославлявшим их художникам. Художник, живший в царствование Рамсеса III и Рамсеса IV, запечатлел себя во время работы, когда рисовал статуи фараона Аменхотепа I и его матери. Отбросив традиционную сдержанность, в которой выполнял другие фигуры, он запечатлел себя в свободной, естественной позе: он сидит на цоколе, скрестив босые ноги так, что левая ступня лежит на правом колене, длинные волосы ниспадают на плечи, в одной руке у него кисть, а в другой – палитра. Этот рисунок привлек внимание современников – до нас дошла его копия, сделанная каким-то учеником на обломке известняка. Она конечно же уступает оригиналу, однако для нас эта копия поистине бесценна, потому что благодаря ей мы узнали не только имя художника, но и его титулы: «высший правитель» и «писец». Мы знали и раньше, что художники, творившие при Эхнатоне, такие, как Джутимес и Хеви, были людьми богатыми и уважаемыми, но благодаря этому обломку известняка мы узнали, что в конце эпохи Рамсесидов египетский художник мог по своему положению быть ровней правителям номов.

Теперь настало время обратиться к более тяжелому или низменному делу, которым обычно приходилось заниматься чужеземцам, свободным или военнопленным, и которое едва ли могло принести им титул «высокого правителя».

Египетский каменщик занимался прежде всего изготовлением и кладкой необожженных кирпичей. Каждый город окружала стена около пятидесяти футов толщиной и шестидесяти – высотой. Только ворота в ней каменные, а вся стена из кирпича-сырца. Административные здания и частные дома тоже сложены в основном из кирпича: камня в них, как и в главной городской стене, было совсем немного. Когда Рамсес II задумал построить свой любимый город, который египтяне обычно называли Пер-Рамсес, и государственные хранилища в Питоме, он собрал сынов Израилевых, назначил над ними надсмотрщиков и заставил их формовать кирпичи. Работа была монотонной, но не такой уж трудной. Нильский ил перемешивали с песком и рубленой соломой. Чтобы смесь получалась однородной, ее смачивали, долго топтали и время от времени переворачивали лопатой. Работник наполнял этой сырой смесью форму доверху, снимал излишек деревянной лопаткой, быстро переворачивал форму и осторожно снимал, чтобы не повредить содержимое. Кирпич оставляли сохнуть восемь дней, после чего он годился в дело. Формовщики работали преимущественно на берегу водоема, чтобы водоносам было удобнее доставлять им воду. Другие работники срезали на сжатых полях стерню и делали из нее рубленую солому. Когда фараон потребовал, чтобы сыны Израилевы собирали солому, не снизив установленной нормы производства кирпича, это сильно ухудшило их и без того нелегкую участь, однако протесты приводили только к тому, что на их спины обрушивались палки надсмотрщиков. Переносили кирпичи на двух плоских поддонах, подвешенных к коромыслу.

Формовка кирпича (Дейвис. Гробница Рехмиры)

Одно и то же слово икду использовалось для обозначения двух совершенно разных профессий: строителя и горшечника. Первого называли икду инбу, т. е «строитель стен», а второго – икду неджесет, «строитель малых изделий». Те и другие пользовались одинаковым материалом – нильским илом, но настоящее объяснение схожести названий двух различных профессий нам дает египетский язык. Корень кед означает «круглый». Примитивные глинобитные хижины имели круглую форму, как горшки (по сути, они представляли собой именно большой горшок). Горшечник месил смесь ногами, клал кусок глины на гончарный круг – деревянный диск, который вращался на вертикальном стержне. Глина под его ловкими руками принимала форму пузатого горшка или миски, чаши или кубка. Таким же способом он изготовлял большие кувшины с заостренным дном, использовавшиеся для хранения вина и пива, и кувшины со скругленным дном, похожие на круглые мешки. Окончательную форму изделию горшечник придавал руками.

После этого горшки относили в печь – нечто вроде круглой трубы высотой два человеческих роста и диаметром около двух-трех футов, если верить изображениям (однако здесь следует еще раз напомнить, что египетские художники очень условно передавали размеры существ и предметов). В эпоху Нового царства египтян уже не удовлетворяли одноцветные горшки, даже если они имели очень изящную форму. Теперь горшечник наносил на чаши и кувшины различные рисунки, заимствованные у резчиков по камню или по дереву, затем, повинуясь собственной фантазии, украшал их по краям геометрическим или растительным орнаментом. Мы видим на них извивающуюся виноградную лозу, разнообразные цветы и деревья, птиц, поедающих рыбу, тяжко нагруженных быков. Таким образом, даже люди скромного достатка, которые не могли позволить себе покупать дорогую металлическую посуду, пользовались глиняными изделиями, не лишенными своеобразной красоты.

Египетский цирюльник работал на улице, переходя из квартала в квартал. Он устраивался на перекрестке, где была тень, и вскоре его окружали клиенты. Ожидание могло оказаться долгим, тогда песня или интересный рассказ помогал желающим побриться скоротать время. Именно этим и занимаются два человека, сидящие спина к спине на одном табурете: один уселся вполне удобно, второй же примостился на самом краешке и может свалиться от малейшего толчка. Не обращая на них внимания, остальные клиенты предпочитают подремать сидя, уткнувшись подбородком в колени и прикрыв голову скрещенными руками.

Один за другим клиенты усаживаются на трехногий табурет и, сложив руки на коленях, отдаются во власть цирюльника, который бреет им голову и лицо. Перед ним стоит чашка на высокой ножке с мыльной водой. Бритва представляла собой лезвие примерно в восемь дюймов длиной с изогнутым концом. Хранилась она в специальном чехольчике. Цирюльники, посещавшие богатые семьи и иногда выполнявшие также функции врачей, пользовались целым набором шильцев, щипчиков, ножниц и бритв в кожаных мешочках, которые они носили в изящных ларцах черного дерева. Они посещали клиентов на дому и имели довольно высокое положение в обществе. В пантеоне богов нашлось место и для бога-брадобрея. И тем не менее брадобрей, обслуживавший бедняков на улице, вызывал у людей скорее сочувствие, чем зависть.

В качестве образчика добродетелей просвещенного хозяина мы можем взять Рамараи, верховного жреца Амона.

«О жрецы, писцы дома Амона, достойные служители божественных жертвоприношений, пекари, пивовары, кондитеры, все, входящие в эту мастерскую в доме Амона, повторяйте имя мое каждодневно, поминая меня добром, славьте меня за мои благие дела, потому что я был человеком добродетельным.

Я нашел здание это в полном разорении; стены его обвалились, деревянные балки сгнили, дверные рамы, которые были из дерева, развалились, и краски исчезли с барельефов. Я восстановил его полностью, сделал его еще больше, чем оно было прежде. Я сделал дверные рамы из камня-песчаника, вставил в них двери из превосходной ели. Я устроил все, чтобы могли здесь работать пекари и пивовары. Я сделал все это к радости служителей моего бога Амона-Ра».