Война и люди - Василий Песков

«Когда приходило пополнение в часть, командиру разведки давали первому выбрать людей.

— Кто хочет в разведку?

Из тысячи сотня людей делала шаг вперед. Я говорил с ними и оставлял десять. Из десяти два-три становились разведчиками. Чаще всего это были охотники, умевшие неслышно ходить, умевшие выследить, стрелявшие хорошо…»

Разведка была глазами дивизии. Однажды генерал, наблюдая линию немецких окопов, удивился: «Февраль месяц. Где это молодцы успели так загореть?» Разведка подтвердила догадку — пришло подкрепление из Италии. Разведка ходила на связь с партизанами, водила в тыл к немцам людей. Ходила брать «языка».

Почти каждые десять дней нужен был пленный. На фронте так было: десять дней нет пленного, батальон идет в бой, двадцать дней «языка» нет — полк идет боем захватить пленного. Так важно было знать планы и тайны противника. Полк, где служил Шубин, не ходил брать пленного боем. И по этой причине сколько было солдат в дивизии, столько было и благодарных друзей у разведчиков!

Солдат на первой линии не удивишь смелостью, но даже у них замирало сердце: вот проползли минное поле, сейчас начнется стрельба… Нет, прошли тихо. Шубин не просил прикрывать разведку огнем. Он всегда находил нужную щель в обороне у немцев, выбирал нужный момент. Он уходил ночью, а то вдруг выбирал самую середину дня. Никто не спрашивал: почему так? Шубин делает, значит, так надо.

Дней семь-десять радио в штабе принимало сигналы из немецкого тыла. «Говорю из квадрата тридцать девятого…» Через день: «Говорю из квадрата двадцать четвертого…» Штабу передавалась полная картина расположения немцев. А потом так же тихо, как уходили, разведчики возвращались. А почти всегда приводили пленного, а то и двух-трех. Пленного уводили в штаб, а разведчики часто, не раздеваясь даже, валились спать. Иногда надо было перевязать рану, иногда хоронить товарища. У разведки был строгий закон: как бы далеко ни зашли к немцам в тыл, раненых и убитых не оставлять. Один раз убитого друга сорок километров несли по немецкому тылу, чтобы среди своих схоронить с почестями. Этот суровый закон воспитывал дух товарищества. Каждый в разведке знал: «Друзья не оставят, что бы со мной ни случилось».

Их было двадцать восемь. Потом Шубин стал командиром разведки дивизии. Их стало пятьдесят два. Это были очень смелые люди, но это были не безрассудные храбрецы. «Я всегда говорил: задача состоит из двух половинок. Первое — выполнить задачу. Второе — вернуться живыми». На войне было принято: если пленный достался ценою потери пяти человек — разведка работала хорошо. Разведка Шубина почти не имела потерь. На фронте, под Плоцком, разведка привела из немецкого тыла двадцать четыре пленных и потеряла своих пять человек. «Мы очень хорошо понимали друг друга. Я еще только подумаю, а ребята уже знают, что надо делать».

«Переходили фронт без погон, без знаков отличия, без документов. В мешках карта, радиостанция и оружие. Беспрерывное напряжение. Костер нельзя разложить. Нельзя кашлянуть, сучок под ногой не должен хрустнуть, курить нельзя, спать нельзя. По восемь часов случалось лежать в снегу без движения у дороги, по которой шли фашистские танки, автомобили, солдаты. Однажды замерзли до крайности. Решили ползти к деревне… Первая хата. Дым из трубы. По чердачной лестнице быстро забрались под крышу, прислушались — в избе говорят. Еще прислушались — чужая речь. От холода зуб на зуб не попадает. Сбились в кучу возле трубы. Ребята тут же уснули. Я стоял на коленях с гранатами и толкал в бок ребят, когда начинали храпеть. Под утро спустились и ушли в лес. Очень морозная ночь была, градусов тридцать. Помню, когда уходили, посреди села занялся пожар и кто-то кричал так, что у меня защемило сердце… Мы часто видели зверства фашистов. Стиснув зубы, шли мимо — нельзя было ничем себя обнаружить».

«Шубин начал войну добровольцем-студентом. С пятьдесят первой дивизией Прибалтийского фронта вошел в Пруссию, ходил в разведку в район Кенигсберга. Начал войну рядовым, закончил офицером-коммунистом. Сорок четыре раза Шубин переходил линию фронта и сорок четыре раза возвращался обратно. Кто воевал, знает, что это значит…»

На столе пожелтевшие фотографии, карты, фронтовые газеты. Заголовки во всю страницу «Учиться у разведчиков Шубина». Стихи о разведчиках, портрет Шубина. Двадцать лет прошло. Память не все сохраняет, но все и невозможно забыть. Каждый о войне вспоминает по-своему. Вот несколько эпизодов из жизни фронтовой разведки. Я записал их у Шубина в доме и во время встречи его с генералом.

Подмосковная встреча

«После войны, в сорок шестом году поехал я с приятелем на охоту. На станции Тучково вышли из поезда. Стоим, курим, ждем, когда колонна пленных пройдет (они там кирпичный завод строили), гляжу — здоровенный немец выскочил и бежит ко мне, руками размахивает.

— Геноссе, спасибо, спасибо! — Кинулся обнимать.

И я тоже, представьте, узнал немца. В сорок третьем году, в феврале, как раз в канун Дня Советской Армии, на нейтральной полосе, посреди замерзших болот носом к носу столкнулись мы с фашистской разведкой. Мы — в снег, и они — в снег. Такие случаи бывали и раньше. Бывало, без выстрела расходились, а тут очень нужен был пленный, было даже объявлено: «За пленного — месячный отпуск домой». И немцы тоже, видно, решили не отходить. Я успел заметить: качнулась елка. В оптический прицел вижу: автомат поднимается из-за веток. Я выстрелил первым. Четверо немцев кинулись убегать. А один, здоровенный, спотыкаясь, идет к убитому — автомат в сторону, гранаты в снег уронил. Мой связной, Шурик Андреев, подскочил: «Хенде хох!» А немец — ноль внимания, упал на колени возле убитого, плачет.

Оказалось, под пулю попал сам начальник разведки.

— Мой земляк. Мой земляк… Мне жизнь два раза спасал…

«Тебя, — думаю, — спасал, а меня бы срезал, опоздай я на две секунды». Вынул из кобуры большой, пятнадцатизарядный браунинг с красным рубином на рукоятке. Забрал документы. Пленному, как обычно, сказал: «Ну вот, для тебя война кончилась…» К фашистам жалости не было. Но пленных я запрещал пальцем тронуть. Этот пленный, надо сказать, много ценного рассказал. Я с Шуриком Андреевым на месяц в Москву с фронта ездил. А немец, видно, хорошо запомнил слова: «Теперь жить будешь…» — через три года узнал. Хорошо по-русски говорить научился. Постояли мы с ним минут пять, покурили. Наверное, он и сейчас жив, нестарый был немец».

Аркадий Лапшин

Старая фотография. У бревенчатой избы стоят и сидят двадцать пять человек. Совсем молодые ребята. Генерал вручил им награды и присел вместе с ними на память сфотографироваться. Рядом с генералом — Шубин, он только что получил орден Славы. Тут же сидит корреспондент фронтовой газеты. На фотографии — генеральская надпись: «Мои любимые разведчики».

В какой-то день затишья при наступлении сделана фотография. Шубин глядит на нее:

«Аркаша Лапшин… Почему-то он в валенках. Мы в сапогах, а он в валенках. Это было весной. Он тогда чуть опоздал. Мы просили фотографа без него не снимать. Он прибежал и встал с краю. А через пять дней его уже не было — на войне не знаешь, что с тобой будет завтра.