Странная обезьяна. Куда делась шерсть и почему люди разного цвета - Александр Соколов

Антропологи — непримиримые борцы с неопределенностью — старались измерить и стандартизировать в человеке все, что измеримо, и цвет кожи не стал исключением. Так, выдающийся анатом и антрополог Поль Брокá предложил в 1864 году хроматическую таблицу для кожи и волос, состоящую из 34 бумажных полосок разного цвета{4}. Проблема в том, что полоски со временем выцветали, так что настройка таблицы сбивалась. Более долговечными оказались кусочки стекла — систему из 36 окрашенных стекол разработал в 1904 году немецкий антрополог Феликс фон Лушан. Шкала Лушана использовалась потом очень широко, в том числе в СССР. Неудобство создавал только блеск стекол. В 1916 году появился набор из 48 масляных красок Густава Фрича. Пытались использовать и кусочки кожи, которые вроде бы лучше передавали текстуру человеческих покровов. Кульминацией в 1927 году стала таблица Артура Хинтце, состоящая из 358 цветов. Цвета наносили на картонки, раскрывавшиеся в виде трех больших вееров для удобного выбора оттенка. Каждый цвет снабжался отверстием, так что веер можно было приложить непосредственно к коже для сравнения{5}. Свои шкалы для определения цвета кожи, волос и глаз разработал и советский антрополог Виктор Бунак.

Однако использование шкал и эталонов — на бумаге ли, стекле или коже — не избавляет нас от субъективизма наблюдателя. Повысить точность измерения цвета можно, заменив человеческий глаз специальным прибором, фиксирующим спектр света, отраженного от образца, — спектрофотометром. Поначалу устройства такого рода были дороги и громоздки, но в середине XX века появились переносные, а к концу столетия — портативные электронные модели. Для оценки пигментированности кожи стали использовать специальную величину — меланиновый индекс[28] и ряд других характеристик.

При оценке цвета кожи важно учитывать, что разные части человеческого тела окрашены неодинаково. К примеру, вы наверняка замечали, что даже у крайне смуглых африканцев ладони и стопы светлые. Обращали, наверное, внимание и на то, что человеческие гениталии темнее, чем окружающая их кожа. А еще мы можем загорать! Поэтому, чтобы не было путаницы, антропологи оценивают «врожденный» цвет кожи людей на определенных участках — желательно как можно реже попадающих под солнечные лучи. Например, это внутренняя часть плеча (близко к подмышке). Конечно, зависит от цели исследования. Если мы изучаем загар, все еще сложнее…

Не будем забывать, что наша главная тема — эволюция. Если в первой части книги мы выясняли, почему человек гол как сокол, то теперь будем разбираться: как мы получились такие разные? Но я не только хочу проиллюстрировать эволюцию на красивом и прилично изученном примере, но и попробую показать, что история науки тоже похожа на эволюционное дерево с множеством тупиковых ветвей. Корни этого дерева порой сохнут от невежества. Но при должном усердии робкий побег знания пробивается сквозь сорняки, и через 50–100 лет, если повезет, можно собирать первый урожай. Некоторым исследователям, о которых пойдет речь, в конце концов повезло. А с чего все началось?

То, что люди разного цвета, слишком очевидно, но совсем не очевидны причины этих различий. Не пойдем путем религии: рассказы про то, как «Ной проклял Хама и его сыновей, сделав их темными», вряд ли удовлетворят сторонника научной картины мира. Мыслители более рациональные уже в древности пытались давать различиям между народами логическую трактовку — в меру традиций и уровня знаний своей эпохи. В «Физиогномике» за 300 лет до н. э. безымянный автор пишет, что смуглые (такие как египтяне или эфиопы) слишком робки; бледнокожие тоже робки, как женщины, «следовательно, цвет, который свидетельствует о мужестве, должен быть средним»{1}. Логично?

Спустя 2000 лет, в конце XVIII века, основатель современной антропологии Иоганн Фридрих Блюменбах задался вопросом, что же приводит к столь значительной разнице в оттенках кожи. Характер почвы? А может, разлившаяся в крови желчь?{2} Антрополог склонялся к тому, что главная причина — влияние климата. Взгляните на коренных жителей Америки, обитающих на западном склоне Кордильер: открытые влажному воздуху Тихого океана, они почти так же белы, как европейцы. Те же, кто поселился с восточной стороны тех же гор, обдуваемые жаркими ветрами, имеют «цвет медный, как и большинство индейцев»{3}. Впрочем, Блюменбах не исключал и влияния образа жизни. Лицо рабочего, подверженного постоянному действию погоды, так же отличается от личика «деликатной дамы», как сам европеец от индейца, а тот — от африканца. Блюменбах ссылался на врача Кристиана Людвига и на других своих коллег, которые не раз вскрывали европейцев низкого сословия, «более черных, чем эфиоп». Ученый резонно полагал, что цвет кожи — слишком изменчивая вещь, чтобы судить по нему о разнице между людьми. Известно, рассказывал он, что юные африканцы, переехав в холодную страну, «со временем теряли заметную часть своей черноты». Португальцы, поселившись когда-то в Африке, по его словам, почти смешались с местным населением, а одного англичанина, прожившего всего три года в Вирджинии, земляк смог узнать только по его речи.

Причина — во влиянии солнечных лучей, ведь все темнокожие рождаются светлыми и лишь затем темнеют на воздухе и солнце! — уверенно рассуждал современник Блюменбаха доктор Джон Хантер{4}.

Не стоит переоценивать роль климата, возражал анатом XIX века Роберт Нокс. Некоторые люди темнеют от холода так же, как от жары. А саксонец бледен не потому, что живет на севере, а потому, что он саксонец, и точка.