Путь наверх - Андрей Фролов

Однако никто из них, мерявших военную форму и застилавших себе кровать, и предположить не мог, насколько сильно ошибается Дмитрий. Потому что если толпа школьников на самом деле шумна, многочисленна и не поддается пересчету, то военные ходят есть строем. И никто не имеет права покинуть столовую до тех пор, пока не отужинает все отделение.

Здание, в котором обитатели Казармы принимали пищу, вообще достойно отдельного упоминания. Например, на длинных столах, за которыми размещались несколько сотен солдат и офицеров, кроме кастрюль с похлебкой стояли также бутылочки с машинным маслом. И пока одни ели суп, зажевывая его пресным сухим хлебом, другие капали масло в шарниры, на механические суставы и даже в рот.

Никто не разговаривал – под низкими сводами пищеблока стучали ложки, клацали искусственные челюсти, скрипели механические протезы и шаркали под столами подошвы ботинок. Над входом в столовую висел старый и потускневший плакат, на котором было написано: «Когда я ем – я вспоминаю Устав».

На детей, облаченных в форму, никто даже не смотрел, негласно и окончательно приняв в огромную сумасшедшую семью военных. На то, что один из новобранцев – девочка, внимания не обращалось также, – жители Казармы действительно не знали, что это такое. Да и вообще, как заметили близнецы, лишние разговоры и обычная жизнерадостная болтовня тут были не в почете. Это вам не приятный ужин с мамой и папой…

Усевшись за стол с теми же самыми солдафонами, что поймали их в искусственном лесу, новички рискнули впихнуть в себя по ложке невкусного супа. Аппетита не было совершенно, но наблюдательный капрал заставил их съесть хотя бы половину.

Затем гарнизон поляны вывели на плац и построили рядами. Там, под ветхим дырявым знаменем, толстый полковник (одна нога которого тоже оказалась механической) провел полную перекличку, объявив отбой и распустив подразделения спать. Бодрствовать остались лишь те солдаты, которым предстояло заступить в караулы.

Замыкая походную колонну, братья и сестра строевым шагом вернулись в казарму. Застыв у дверей, ненавистный капрал терпеливо дождался, пока все улягутся по койкам. Улучив момент, когда тот отвернулся, наши герои юркнули под одеяла, не снимая одежды и даже ботинок. Убедившись, что все разместились по кроватям, офицер выключил свет и вышел прочь.

Съежившиеся, напуганные и предоставленные сами себе, путешественники дрожали под тонкими одеялами, прислушиваясь к незнакомым звукам общей спальни. Кто-то ворочался, кто-то уже храпел, кто-то скрипел суставами и кроватной сеткой. Ни о каком сне не могло быть и речи, и дети терпеливо пережидали двадцать бесконечных минут, пока комната не затихнет окончательно…

Глаза понемногу привыкли к темноте, и вот Витька заметил, как с верхней койки бесшумно соскользнул брат. Толкнул Настю, сжавшуюся в комок на соседней кровати.

– Пошли, Витька… пора… – чуть слышно прошептал он, озираясь. – Попробуем через вон то окно. Я заметил, там сломана задвижка…

Настя тоже выбралась из-под одеяла. Девочку трясло от страха, и она прикрыла рот рукой, чтобы не стучали зубы. Всем троим казалось, что из мрака на них сейчас грозно таращится неугомонный капрал, поймавший «шпионов» в лесу.

– Я не могу… – прошептал в ответ Виктор, чувствуя, как свело мышцы ног.

– Чего?! – Димка не мог поверить ушам.

– Давайте не сейчас… – Его брат был готов заплакать, так велико оказалось пережитое напряжение. – Давайте дождемся, когда нас отправят в караул, и тогда… я сейчас не могу… меня и так чуть не ранили уже…

– Ты с ума сошел? – Настя нависла над мальчиком, встряхнув за плечо. – Вставай, а то перебудим всю комнату!

– Витька, не глупи… – Судя по голосу в полумраке, Дмитрий начинал злиться, но пока сдерживал эмоции. – Вставай, дурень, другого шанса может вообще не быть! А если нас в караул порознь отправят? А если через два года? Вставай, говорю!

И он ухватил брата за ногу, осторожно потянув с койки.

– Витенька, миленький, мне тоже страшно, – бережно, но твердо отцепив пальцы одного брата от штанины другого, прошептала тогда Настя. – Ты даже не представляешь, насколько. Но я знаю, что нам нужно бежать. Прямо сейчас. Мы уже через столько прошли, чтобы вот так вот сдаваться! Поверь, братишка, всю жизнь прятаться под одеялом ты не сможешь…

Какое-то время казалось, что Виктор не слышит сестру. Лежит в темноте – только руку протяни, но одновременно где-то далеко-далеко, и за неделю не найдешь, – смотрит в потолок и готовится стать настоящим военным. Но затем он сдавленно всхлипнул, отбросил одеяло и аккуратно поставил ноги на пол.

– Я готов…

Конечно, и Настя, и Дима понимали, каких усилий стоило их брату принять это решение, победив собственный страх. Но хвалить его времени не было, и они лишь кивнули Витьке, надеясь, что тот рассмотрел этот жест поддержки в окружавшей темноте. Гуськом, стараясь идти на цыпочках, троица двинулась к окну. Димка, задававший направление, первым достиг рамы. Открыл скрипучую створку. В этот момент им показалось, что за спинами во мгле уже давно проснулись все десять полумеханических солдат. И теперь стоят рядком, насмехаясь над жалкой попыткой побега, только и выжидая момента, чтобы посильнее напугать громким «стоять!». Но казарма спала, храпя и ворочаясь, видя сны об Уставе, строевых учениях и сотнях бомб в бездонных арсеналах. Бомб, способных разорвать Спасгород на куски… Придержав створку, Дмитрий дождался, пока брат и сестра выскользнут наружу. Осторожно выбрался следом, закрыл окно.

– У меня такое чувство, что в нас уже целятся с вышек, – прошептала Настя, озвучив самые черные страхи остальных.

– Не бойся, сестренка, – подбодрил ее Дима. – Мы справимся.

И они двинулись вдоль казармы, стараясь не выходить на освещенные прожекторами места. Поселение спало, по улочкам не ходили даже патрули. При этом казалось, что единственного громкого звука будет достаточно, чтобы армейский форт всколыхнулся, выплеснул на плац десятки автоматчиков, а кругом завыли сирены. Перебегая от одного здания к другому, дети добрались до ограды. Присели на корточки там, где луч прожектора проходил мимо, сохраняя для них тень.

– Ну и где же твои дыры? – все еще дрожа, спросил Виктор.

Он внимательно рассматривал несколько рядов колючей проволоки. Которая хоть и выглядела старой и заржавленной, но была исправно отремонтирована в местах прежних разрывов.

– Кажется, я недооценил полковника… – пробормотал Дмитрий.

Он попробовал оттянуть «колючку», как это с канатами делают боксеры, выходящие на ринг. Увенчанная зубчиками ограда не поддалась мальчику, и тот задумчиво потер подбородок – жестом, копирующим их папу в минуты неуверенности или раздумий.

– Кажется, есть идея, – наконец сказал инициатор побега, расстегивая военный пояс. – Хотел на память оставить, но раз так…

Он перебросил ремень через три ряда проволоки. Щелкнул крохотным переключателем в пряжке-пульте, настраивая умный прибор. Ткань пояса сразу стала эластичной, удлинившись в несколько раз. Затем мальчик застегнул магнитную пряжку и потянул «лассо» на себя, заставляя нижний край ограды приподняться над полом.