Счастливы по-своему - Татьяна Труфанова

— Нет-нет. — Майя справилась с болью, выпрямилась, надела приветливую маску. — Как помочь?

И тут оказалось, что на внука свалился уход за сыном, потому что его жена решила выйти на работу. Днем он с Ясей, а ночами сидит над компьютерным заказом. Что за бестолковая парочка!

— К сожалению, мой дорогой, я уже не в том возрасте, чтобы скакать за Ясей.

— Ексель-пиксель! Ну какие твои годы! Хотя б, это, на пару часиков в день приходи.

— Нет, — покачала головой Майя.

Степа явно обиделся, но тут уж она ничего поделать не могла. Небо за окном побледнело, а с края жались к линии крыш оранжевые закатные облака. «Мне бесконечно жаль… Твоих несбывшихся мечтаний…» — зазвучал у Майи в голове романс. И тут же, диссонансом, его перекрыл какой-то грубый, весь из оскорблений составленный рэп — из проехавшей под окном машины. Вечер с внуком покатился под горку, и больше всего сейчас Майе хотелось бы прилечь на кровать, выпить таблетки и лечь. Но она продолжила свои попытки достучаться до Степы.

— Ты смотришь на нас, старших, так, будто мы кремень. Гранитные исполины. А это давно уже не так… Будь помягче с отцом, хороший мой!

— Как именно помягче? Уточните степень мягкости.

Майя сердито фыркнула. Хоть кол на голове теши! Упрямец, и всегда таким был. Только она его переупрямит.

— Знаешь что? Я найду тебе няню. Временную, на пару недель. У меня есть одна знакомая — это практически Мэри Поппинс. Если я попрошу, она завтра же выйдет.

— Ух ты! — обрадовался Степа. — А по бюджету она, это, нам подойдет?

— Разумеется, Мэри Поппинс не может стоить дешево, — снисходительно сказала Майя. — Не думай об этом, я оплачу.

— Не годится, нет, не годится, — помотал головой внук. — Гусары у бабушек денег не берут!

Майя помолчала, делая вид, что в раздумьях. А затем сделала свой ход конем:

— Вот тебе решение: предложи отцу посидеть с Ясей. Думаю, пару часов в день Богдан осилит.

— Даже если, как это, оставить в стороне то, что я с ним не разговариваю… — Степа засмеялся. — Наш Ротшильд будет Ясе попу подтирать?

— Конечно. Трудотерапия плюс всестороннее знакомство с внуком, — тонко улыбнулась Майя.

— Картина маслом! Я почти согласился. Угу. Одна загвоздочка. Первый раз, когда он пришел к нам, он напился, угу. Напился как сапожник, орал и напугал Ясю. Я повторять этот опыт не хочу.

— Ох…

Майя помешала ложечкой давно холодный чай. Оставался аргумент, к которому ей очень не хотелось прибегать. Но иного пути она не видела.

— У твоего отца неприятности. Ты знаешь?

Майским вечером пятницы, когда опустели офисы и погасли компьютеры, издав глухой прощальный писк, когда посреди светлого неба Соборной площади без особой нужды зажглись сиреневые фонари, когда положил трубку самый упорный приверженец холодных продаж, когда непритязательные сибариты возлегли перед телевизорами, а граждане более требовательные или денежные распахнули двери кинотеатров, баров, ресторанов, пиццерий, кафе и пельменных, а также тира, а также драмтеатра, когда на тенистой набережной Домска появились прогуливающиеся парочки, когда каждый искал веселья, дружбы, любви и счастья или хотя бы забытья, в зеркальном зале на окраине города мыкались и жались к стенам девять нарядных женщин в туфлях на небольшом каблуке. У некоторых туфли были еще и с перепонкой, ловко обхватывающей щиколотку, — это самые удобные туфли для танцев. Правда, еще большее удобство и удовольствие придает танцам наличие партнера, а ни единого партнера в этом зале не было… Может быть, женщины собрались порепетировать плавный проход в кокошниках, когда под журчание балалайки девицы скользят павами, помахивая батистовыми платочками? Для такого партнер не требуется. Но нет, ни наглаженных платочков, ни кокошников, ни балалайки при них не было. Ах! Вот! Крякнула дверная ручка, в зал вошел представитель сильного пола.

Девять женщин повернули на него головы, но через мгновение охладели. Во-первых, он был кривонос, пузат и лыс, во-вторых, что гораздо хуже, он прикрывал лысину занятой сбоку и зализанной прядью (а это никого не обманывало и только еще больше внимания привлекало к блестевшему меж волос желтому куполу), и, наконец, самое худшее: он явился не один, а с женой. Жена — худощавая дама с тонкими, поджатыми губами — едва войдя, сразу взяла своего пузатенького под руку, чтобы обозначить остальным: «Занято!»

Через минуту в зал с зеркальной стеной вошла еще пара. Эти двое были молоды до крайности, они выглядели как коротышки Листик и Буковка из детской книги «Незнайка в Солнечном городе»: маленькие, с трогательно доверчивыми начитанными лицами, в очках и в миниатюрных ботиночках. Юноша с редкой порослью над губой и на щеках, не сбриваемой только из детского тщеславия, держал за руку свою подругу. Они улыбались друг другу такими светлыми улыбками, что девять одиноких женщин ностальгически вздохнули, и даже тонкогубая дама при муже вздохнула, и конечно, как бы ни хотелось кому танцевать с партнером, ни у кого рука бы не поднялась Листика и Буковку разлучить.

Еще через пару минут в зал наконец вошел мужчина без дамы. При виде его все приободрились, женщины вздохнули так, что грудь вышла вперед, а талия стала стройнее, и даже заемщик пряди подтянул свое пузо. Оказавший такой эффект гибкий тридцатилетний шатен с длинными волосами, схваченными в низкий хвост, в алой флибустьерской рубахе, немедленно поздоровался со всеми и сказал: «Все, кто хотел, пришел. Начнем!» Это был учитель танго.

Он вышел на середину зала и, блестя глазами, приоткрыл рот, собираясь сказать что-то вдохновляющее про свой страстный предмет, но тут дверь открылась снова.

В нее скользнула, приседая в извинениях и одновременно гордо поднимая подбородок, риелторша Вероника. На ней было дивное серо-голубое платье с летящей юбкой и рюмочной талией и босоножки на тоненькой шпильке, шелковые волосы цвета корицы подобраны в узел, а на обнаженной шее посверкивало серебряное ожерелье. В общем, Вероника была хороша. Вероника ввела за собой, кончиками пальцев подтягивая за руку (так деликатно касается женщина нового знакомого, намекая на продолжение знакомства), некоего мужчину — и такого мужчину, при виде которого был забыт даже гибкий учитель танцев. Этот высокий брюнет обладал осанкой олимпийца, одевался, похоже, не менее чем в Милане, и пусть седина уже легла на чуть вьющиеся короткие волосы, она не нанесла ни малейшего урона его мужской привлекательности. Он вышел из-за двери с той снисходительной, как будто скромной улыбкой, с какой на сцену концерта выходит звезда после цветистого представления конферансье, шумных аплодисментов и «просим, просим!».

Вероника обвела женщин победительным взором. Мол, да! Завидуйте! Кусайте локти, грызите каблуки своих никчемных туфель, раз не смогли залучить даже самого завалящего мужичка, в то время как я — хо-хо-хо! Вон кто у меня на аркане, не мужчина — мечта! Богдан, увидев столь явное торжество у нее на лице, поморщился.