Частная жизнь Пиппы Ли - Ребекка Миллер

— Ладно, — бросил он и двинулся к пикапу.

Пиппа быстро его нагнала:

— Прости, не следовало тебя будить! Ужасно, из-за меня ты не выспался…

— Не волнуйтесь.

Несколько минут — и они на месте. Машина стояла у входа, ключи действительно оказались в замке зажигания.

— Спасибо! — воскликнула Пиппа. — Спасибо тебе огромное!

— Не хотите позавтракать? — зевая, предложил Крис, и Пиппа поняла, что не на шутку проголодалась.

Они отправились в каменный «Френдлис», находившийся на территории Мэриголд-виллидж, и Пиппа заказала яичницу с беконом.

— В моей жизни наступил довольно необычный момент, — проговорила она.

— В моей тоже.

— Правда?

— Уволенный с опостылевшей работы, я возвращаюсь домой и застаю жену с лучшим другом.

— Ужасно! — ахнула Пиппа.

— Субботним вечером в Вендовере, штат Юта, я рвал и метал… а потом задумался. Может, та черная полоса выпала неспроста, может, есть причина…

— Неужели? И какая?

— Я настоящий кретин.

Пиппа засмеялась, но вскоре поняла: Крис говорит серьезно.

— Почему — не знаю, наверное, я всегда таким был.

— Хм…

— А как насчет вас? Почему вы в два часа ночи пытаетесь купить картофель?

— Понятия не имею, — честно призналась Пиппа. — С тех пор как мы сюда приехали, я… со мной что-то не так. Я отдаляюсь от Герба и нашей совместной жизни, словно наблюдаю за ней, за нами с высоты птичьего полета. Трудно сказать, пожалуй, дело в кризисе самоопределения — порой смотрю: в зеркало и думаю: «Кто эта женщина?» А потом спохватываюсь: «Господи, это же я!» Шок сильнейший, словами не передать… Тем не менее лунатизм это не объясняет.

Надо молчал, буравя Пиппу пристальным взглядом, и она почувствовала, как к шее и щекам приливает кровь. Боже, да у нее вся грудь в пятнах!

— Может, подобным образом ваш мозг пытается что-то сказать? — с непроницаемым, как обычно, лицом предположил Крис. В вырезе старой растянутой футболки просматривались вытатуированные крылья Христа.

— Наверное, больно делать татуировку?

— Уже не помню.

— Мой отец был священником, — объявила Пиппа.

Крис кивнул и взялся за еду, внимательно изучая содержимое тарелки. Воспользовавшись паузой, Пиппа стала его разглядывать. Лицо узкое, фактически клиновидное — щеки словно резцом срезали, — сломанный нос, потрескавшиеся губы. Левая рука загораживала тарелку: моя, мол, не лезьте.

— В свое время я пытался поступить в семинарию, — наконец сказал Крис.

— Священником стать хотел?

— Я хотел, а вот в семинарии меня не захотели.

— Призвание-то осталось?

— Нет, только эта татуировка.

— Ее можно свести.

— Тогда придется содрать кожу! Тем более татуировка для меня как сувенир.

— Ты потерял веру?

— Скорее сообразил, что не все на свете поддается объяснению.

— Расскажи о себе, пожалуйста! — выпалила Пиппа и тут же принялась гадать, не допустила ли она бестактность.

Крис откинулся на спинку стула и посмотрел на нее, словно вычисляя оптимальную степень откровенности.

— Ладно, — проговорил он и начал рассказывать.

В шестнадцать Крис попытался отремонтировать сушилку. Он был умелым парнем, и благодаря его стараниям вся техника в доме работала как часы. Дот даже перестала вызывать электриков: когда что-нибудь ломалось, она просто обращалась к сыну. Диплом «специалиста по ремонту бытовой техники», полученный на вечерних курсах, вкупе со сноровкой вселял уверенность, что Крис обязательно выяснит, почему сушилка, стоит ее включить, начинает мяукать, словно больная кошка.

В том возрасте, кроме умелых рук, Крису и похвастаться было нечем. После школы он слонялся по окрестностям в поисках сломанной техники, а вечерами вместе с хулиганами-старшеклассниками гонял по сонным улочкам, сшибая почтовые ящики, или играл в баскетбол на чужих подъездных аллеях, пока в окнах не вспыхивал свет и хозяева не вызывали полицию. Однажды летом ребята дождались момента, когда местное семейство отправилось в кино, влезли в дом, опустошили холодильник и поджарили мясо на заднем дворе. В школе Крис апатично смотрел на учителей, с бесконечным упорством теребя ластик на карандаше.

Но вот в доме сломалась сушилка. Крис отодвинул ее от стены буквально на метр и, поджав одну ногу, пристроился рядом. Увы, случилось так, что он соединил не те провода, и электрический заряд в двести пятьдесят вольт пронзил каждую клеточку его тела. Как ни странно, мощные импульсы тока не испугали парня, а, наоборот, заворожили. Дот в панике схватила швабру и деревянной ручкой отодвинула сына от сушилки. По прибытии «скорой» Крис был жив, но без сознания. Врачи колдовали над ним минут пять, показавшихся пятью часами Дот, которая, закрыв лицо руками, наблюдала за сыном сквозь растопыренные пальцы.

Когда Крис очнулся, в носу стоял запах горелой резины и волос, а в сознании — образ Христа. Впервые в жизни появилась абсолютная вера, что, во-первых, Бог существует, а во-вторых, Сын Божий ни кротостью, ни мягкостью не отличается. Он ужасен, как приливная волна, и безжалостен, как молния. Его любовь внушает благоговейный страх, звучит, как хлопанье миллионов крыльев, и сбивает с ног, как торнадо. Бог дарует ее бунтарям, мятежникам и анархистам — всем, кто пытается низвергнуть опостылевшие царство жадности и лжи. Чувствуя себя избранным и предупрежденным, Крис начал ходить в церковь и однажды привел домой нищенку с двумя малышами — опоздав к закрытию приюта, несчастные побирались на улице.

Дот, не позволявшая даже мужу с сыном садиться на новую мебель, чуть не выронила пакеты с покупками, когда увидела в гостиной грязных попрошаек. Но не выгонять же детей на улицу! С непроницаемым лицом она приготовила ужин и два спальных места в комнате отдыха, выпила три таблетки аспирина и легла спать, велев Джонни положить под подушку револьвер.

Католицизм Дот и Джонни ограничивался празднованием Рождества и Пасхи, так что религиозная одержимость Криса понимания не нашла. Постоянное чтение Библии пугало и внушало отвращение, попытка стать иезуитским послушником (парень предложил себя братьям в качестве воина Божьего) — тревогу. Но у Криса ничего не получилось: его забраковали после психиатрической экспертизы, выявившей «эмоциональную неустойчивость и ослабленный самоконтроль». Один из коадъюторов, проводивших обязательное собеседование на профпригодность, заявил: «Для Крестовых походов он был бы просто идеален!» Тогда родители начали его стыдиться.

Отвергнутый иезуитами, Крис стал транжирить родительские деньги: таскал у отца с матерью пятерки и раздавал бомжам Джерси-Сити, в барах устраивал перепалки с лицемерами-обывателями, а разок даже угодил в полицию за то, что в два ночи орал на тихой пригородной улочке: «Прекратите врать друг другу!» Из участка он направился прямиком в студию татуажа и увековечил лик Всевышнего на своей груди. Мать сходила с ума от волнения, а отец чувствовал себя бессильным. «Сядь он на иглу — отослали бы в реабилитационный центр, но такое…» — разводил руками Джонни.