Над пропастью жизнь ярче - Анна и Сергей Литвиновы

Есть не хотелось, но Саша понимала: организм терпит из последних сил. И отказать может в любую минуту. Нужно, как Мишка когда-то говорил, что-нибудь «кинуть в топку».

В эффектный «Нерль» Александра не пошла, остановилась у кафе «Блинчики». Смешное местечко. Выглядит словно огромный металлический киоск с панорамными окнами. Цены, похоже, демократичные – народу полно.

Чтобы хоть чем-то заинтересовать желудок, Саша взяла самое дорогое блюдо – с икрой. И поняла, что не может проглотить ни кусочка. Золотистые блинчики остывали, чай покрывался пленкой. Вокруг шумели студенты. А она сидела, облокотив голову на руки, и понимала, что сил больше нет. Ни на что.

– Дочка, – ее плеча кто-то осторожно коснулся.

Голова будто кирпичами набита. Сейчас отпустишь руки – упадет на стол.

Взглянула искоса, увидела: рядом стоит старушка. В халатике, платок на голове худой. А глаза с хитринкой. Видно, роль социально незащищенной играет давно. А может, правда, голодная.

– Блинчики-то холодными невкусные будут, – попеняла старуха. – Может, я съем? Чтобы не пропадали?

– Ешьте, конечно, – из последних сил улыбнулась Саша.

Бабуленция с удовольствием примостилась рядом. Выудила из залатанной сумки бумажную салфетку. Поплевала на нее. Протерла руки. Начала аккуратно, обстоятельно есть.

И все поглядывала на Александру. Глаза круглые, совиные. Веки набрякшие.

А когда тарелка опустела, уверенно молвила:

– Сегодня восемнадцатое июня. Неспроста. Понимаешь?

– Нет.

– Все эти стили, старые, новые, – только голову сломать. Главное, что сегодня восемнадцатое июня. Поняла?

Саша только головой покачала.

– Тьфу ты, бестолковая какая, – заворчала старуха. – Раз восемнадцатое – значит, надо к Боголюбской.

– Э… а кто это?

Александра не понимала: почему она не ушла сразу, едва старуха села за ее стол. Так всегда – отдашь человеку свой блинчик, а он тебя втянет в абсолютно сумасшедшую беседу. А потом еще начнет своими проблемами грузить.

Но бабка, против ожидания, ничего больше не сказала. Выпила чай. Отерла рот все той же несвежей салфеткой. И только когда встала, повторила:

– Иди, дочка. Иди к Боголюбской. Она тебе поможет.

Александра растерянно поглядела ей вслед.

Студенты за соседним столиком заржали. Девушка обернулась к ним:

– Кто такая Боголюбская, вы не знаете?

– Гадалка! – выкрикнул веселый рыжий парень.

– Вот ты, Вася, дебил! – пригвоздила девчонка с косичками. Обернулась к Саше: – Это икона Божьей Матери, очень известная. От чумы исцеляла, рак лечит и вообще все болезни.

– А где она находится? – заинтересовалась Саша.

– Ну, в Боголюбове, разумеется, – хмыкнула девчушка. – В монастыре. Там перед ней еще много колец, серег всяких. Кто поправляется, в благодарность несет.

Встрял рыжий парень, подмигнул Александре:

– Слушай лучше меня, я тебе предскажу. Ты здорова, как конь, проживешь сто четыре года и умрешь в постели любовника на своей вилле в Ницце. А бабка эта безумная, она всем пророчит, кто ей пожрать даст.

– Спасибо, – Саша улыбнулась одновременно и девушке, и веселому рыжему парню.

Встала.

Выяснила у первого прохожего, как проехать в Боголюбово.

Приехала.

Постояла у знаменитой иконы. Молитв не читала – просила подсказать, вразумить.

И в очередной раз за сегодняшние мистические, тяжелые, знаковые сутки услышала голос:

– Езжай к Марии Шварновне.

Александра глупо брякнула:

– Куда?!

Но уточнять высшие силы не стали. Зато изможденная женщина, собиравшая и бросавшая в жестяной ящик догоревшие свечи, обернулась:

– Ты что-то спросила?

Саша поспешно перекрестилась, отошла от иконы. На секунду ей стало смешно: они с Богом – играют квест. Впрочем, немедленно смех подавила, склонилась к уху женщины:

– Кто такая Мария Шварновна?

Та взглянула удивленно:

– Как кто? Дочка чешского князя Шварна. Супруга Всеволода Большое Гнездо. Она тяжело болела и решила последние годы провести в служении Богу. В тысяча двухсотом году муж для нее основал монастырь. В тысяча двести шестом Мария приняла там постриг с именем Марфа.

– А этот монастырь, он до сих пор есть?

– Конечно. Пока советская власть была, зерно там хранили. А сейчас открыт. При нем воскресная школа и приют сиротский.

* * *

Молодые девчонки, возжелавшие все бросить и уйти в монастырь, видимо, появлялись здесь часто.

Поэтому настоятельница – Александра, не чинясь, отправилась в самую высшую инстанцию – приняла ее сухо:

– Посты соблюдаешь? К исповеди, причастию ходишь? Молитвы знаешь кроме «Отче наш»?

– Нет, но я выучу!

– Ты студентка? – усмехнулась пожилая настоятельница.

– Н-нет. Уже нет.

– Родители есть?

– Есть, но…

– Сбежала из дома? Несчастная любовь?

– Нет. Все гораздо сложнее, – вздохнула Александра.

– Мы берем в свою обитель тех, кому действительно надо, – медленно произнесла женщина. – Не в монахини, конечно. Сначала трудницами. Работаешь, учишься молиться, привыкаешь. Потом, года через два, делаем послушницей. А постриг еще через несколько лет.

– Я готова!

– Мест все равно нет, – пожала плечами настоятельница. – Общежитие у нас маленькое.

– Хорошо. Я найду где жить. К вам буду просто приходить. Можно так?

– Приходить – нет, – с иронией молвила женщина. – Можно работать, каждый день, с шести утра до восьми вечера, безо всякой зарплаты.

Александра кивнула:

– Завтра без пяти шесть я буду.

Настоятельница улыбнулась:

– И резюме обязательно напиши.

– Что?

– У тебя такое лицо, будто ты в инофирму устраиваешься.

– Мне… действительно очень нужно остаться у вас, – молитвенно сложила руки Александра. – Мне голос был…

– Милая девушка, безусловно, ты можешь фантазировать дальше – про видение, голос. Воображать себя в одеянии монахини. Приезжай завтра к шести утра. Мы принимаем всех. Но имей в виду, что дорога к Богу трудна и терниста. Мало кто выдерживает.

– Я выдержу, – заверила Александра.

* * *

Никаких гостиниц поблизости не оказалось. Саша оставила машину, решила пройтись. Ощущение, будто она робот. Сутки без пищи, сутки без сна. Но все шестеренки крутятся, тело послушно, мозг соображает.