Соблазненный обольститель - Изобел Карр

Теперь она больше не сможет смотреть на Девира так же, как прежде. Да и какая женщина смогла бы, глядя на мужчину, который раскрыл самые сокровенные тайны ее тела, не думать о пережитых мгновениях близости? Неужели она и впрямь позволила Девиру все эти вольности, безоглядно отдавшись в его власть? Потрясенная собственным безрассудством, Оливия не могла прогнать воспоминание об обнаженном теле Девира. Его нагая фигура на фоне блестящего озера так и стояла у нее перед глазами, а воображение услужливо рисовало одну бесстыдную картину за другой.

Быстрым плавным движением Девир выхватил у нее сюртук и продел руки в рукава. Ливи провела ладонями по его плечам, разглаживая ткань. Ощущать под пальцами его сильное, крепкое тело было необычайно приятно. Слишком приятно. Разве мужчина может быть таким привлекательным? Ливи едва сдерживалась, чтобы не прижаться жадными губами к его шее. Она удовольствовалась тем, что застегнула пуговицы на его камзоле.

Девир поднял галстук, небрежно брошенный в заросли папоротника, и, зажав в кулаках концы, захлестнул Оливию широкой петлей, а затем притянул к себе. Его губы приникли к ее губам. Нежно, почти робко, вовсе не хищно и безжалостно, как она ожидала.

Высвободив руки, Ливи обняла Девира за шею. О, ей бы хотелось, чтобы это никогда не кончалось. О простом чуде поцелуя никто никогда не говорит. Всех слишком сильно заботит, куда может завести поцелуй.

Внезапно треск сучьев заставил Девира резко вскинуть голову. Повернувшись, Ливи проследила за его взглядом. В десяти футах поодаль стоял маленький спаниель, глядя на них огромными темными глазами. Девир тотчас ослабил ленту галстука, и Ливи поспешно попятилась. Скрип камешков под ее ногой спугнул песика, и тот с коротким лаем бросился в чащу леса.

Девир выпустил из пальцев конец галстука, освободив Ливи. Встряхнув измятую ткань, он наскоро повязал галстук вокруг шеи и, сделав узел, заправил концы в петлицу, словно форейтор.

Его волосы уже почти высохли и кудрявились сильнее обыкновенного. Многие женщины пошли бы на убийство ради такой шевелюры, ради жизни без папильоток и щипцов. Ливи вручила ему черную шелковую ленту, которой он обычно повязывал волосы, и Девир, отбросив кудри назад, туго стянул их.

– Идемте обедать?

Стоило взглянуть на лицо Оливии, когда она хлебнула пива в трактире «Свинья и свисток». Глаза ее наполнились слезами, губы скривились от отвращения, она часто заморгала и, проглотив ужасное пойло, облегченно перевела дыхание.

– Вы могли его выплюнуть, – заметил Роуленд, отпивая глоток эля. Горьковатый темный напиток прекрасно утолял жажду в жаркий день. В этот послеполуденный час в маленьком садике позади трактира не было никого, кроме них двоих. В тени деревьев стояло лишь несколько столов и скамей из грубо обтесанных бревен, обычно здесь собиралась горсточка завсегдатаев из ближайшей деревни да изредка останавливались случайные путешественники.

– Я никогда раньше не пробовала эль. – Оливия боязливо отодвинула кружку, словно опасаясь, что напиток вырвется на волю и без спросу вольется ей в горло. – Не думаю, что мне когда-нибудь захочется выпить его снова.

Роуленд рассмеялся, поднося к губам кружку.

– Наверное, это и к лучшему. Мне бы не хотелось, чтобы ваш отец решил, будто я вас развращаю.

Оливия изумленно округлила глаза, щеки ее вспыхнули от смущения. Роуленду нравилось видеть, как она краснеет. Румянец выдавал ее неискушенность в искусстве флирта, как бы она ни старалась прикрыться маской опытной кокетки. Застенчивость придавала Оливии особое очарование. Роуленд в который раз с сожалением подумал, что ему будет не хватать этих милых, невинных уловок, когда Оливия отошлет его прочь, расторгнув помолвку.

Старый Томас, владевший трактиром «Свинья и свисток», сколько Роуленд себя помнил, поставил на стол большое блюдо с той же немудреной закуской, которую обычно подавал деревенским жителям: яблоками, острым сыром и свежеиспеченным хлебом.

Роуленд потянулся за яблоком.

– Томас, вы не могли бы принести леди Оливии сидра, если вам не трудно?

Ливи виновато улыбнулась старику. Тот кивнул, вытирая руки о передник:

– Конечно, мастер Роуленд.

В глазах Оливии плясали искорки смеха. Ей показалось забавным, что трактирщик обращается к Девиру словно к мальчишке, который еще бегает в коротких штанишках. Старый Томас скрылся за дверью трактира, и Роуленд укоризненно поцокал языком, качая головой.

– Лучше не начинайте, – предупредил он.

– Ко мне всегда обращались «леди Оливия», так зовут и теперь, однако некоторые слуги и арендаторы в Холиншеде по-прежнему держатся со мной покровительственно, будто я все еще пятилетняя девочка.

Прежде чем Роуленд успел ответить, появился Томас с запотевшей глиняной кружкой. Поставив ее перед Оливией, старик выжидательно замер.

– Это грушевый сидр, миледи, очень сладкий и холодный, только что из погреба.

– Благодарю вас, грушевый – мой любимый. – Взяв в руки грубую глиняную кружку, Оливия отпила глоток.

Лицо Томаса так и просияло от удовольствия. Роуленд надкусил яблоко, брызнувшее сладким соком. Он готов был поспорить на полтысячи фунтов, что Оливия и сидра никогда прежде не пробовала, но женщине, привыкшей к сладким винам, оршадам и пуншам, этот напиток подходил больше, чем эль.

– Кофе? – спросил он, когда Томас отошел от стола.

– Кофе? – Оливия вскинула голову, недоуменно глядя на Роуленда.

– Да, кофе. Вы любите его? А может, предпочитаете пить по утрам шоколад или чай?

– Шоколад и кекс с имбирным вареньем.

– Однако утром вы пили чай с поджаренным хлебом.

Оливия отхлебнула еще сидра.

– Вежливый человек довольствуется тем, что предложили, не требуя другого.

– Полностью с вами согласен.

Вздернув бровь, Оливия с вызовом посмотрела на Роуленда.

– Мне странно это слышать. Достаточно вспомнить ваше поведение с тех пор, как мы заключили соглашение.

Роуленд пододвинул блюдо ближе к ней, и Оливия начала есть.

– Я целиком в вашем распоряжении, миледи. В любое время дня и ночи вам довольно лишь щелкнуть пальцами, и я, как верный пес, немедленно примчусь, чтобы исполнить малейшую вашу прихоть.

– На пса вы не похожи. – Оливия задумчиво отправила в рот кусочек хлеба с сыром. – Собаки привыкли повиноваться. Они послушны по своей природе. Вы же своевольны, только и ищете случая поступить, как вам вздумается.

– Возможно, мне ближе кошачья природа. – Роуленд небрежно пожал плечами. – Как и большинству мужчин, полагаю. Однако смею заверить, всякий раз, пользуясь представившимся случаем, я не заходил дальше того, что вы мне дозволяли.

Оливия потупилась, протянув нетвердую руку к кружке.