Владимир Маяковский. Роковой выстрел. Документы, свидетельства, исследования - Леонид Кацис

Когда хотел изобразить дефективных людей, то прибегал при этом к таким чувственно-наглядным образам, как человек с каким-нибудь физическим недостатком, как, например, человек без уха, человек без головы, без руки и т. д. В его творчестве преобладала прямая непосредственная форма обращения к людям (не через «героев» своих произведений, как у многих других художников слова).

Не высказывал никакого интереса к математике или точным наукам, читал только текущую литературу, газеты и журналы, а также поэтические произведения других авторов, представлявших для него специальный интерес как для поэта. Не хватало терпения дочитать до конца какой-нибудь роман.

Природа и ее красоты его не интересовали. В искусстве любил «левую» живопись. Поэтическая одаренность была развита сильнее, чем художественная (живопись) и рисование. Брик объясняет это тем, что его рисование (плакаты) имело идеографический характер, тогда как слово всегда являлось для него более конкретным и действенным способом общения с окружающими и таким образом более гармонировало с чувственно-конкретной направленностью всей его личности.

Была очень хорошая память на стихи. Вообще хорошо запоминал только то, что его интересовало. Творил всегда на память, записывал обычно уже готовое произведение, причем предварительно чрезвычайно тщательно отделывал и отшлифовывал его в уме (например, мог до 50 раз подбирать различные варианты рифмы).

Обладал очень богатым воображением и необузданной фантазией, была склонность все доводить до крайних предельных степеней, до гротеска (гиперболизм). Любое обстоятельство могло разрастись до фантастических размеров, например какой-нибудь мелкий факт в быту и т. д. Был очень мнительный. Гиперболизм очень ярко сказывался в его действиях и поступках. Например, вместо букета дарил охапку букетов, вместо коробки конфет – 10 коробок и т. д. Был очень чувствителен к малейшей обиде, фальши, лицемерию и проявлениям других чувств к нему со стороны окружающих. Была как бы обнаженность чувств и впечатлений. Очень большая субъективность в подходе и оценке окружающего. В людях замечал только то, что его так или иначе поражало или заинтересовывало. Мог при этом заметить какую-нибудь мелкую деталь, не замечая всех остальных особенностей человека. Был очень наблюдателен, но наблюдательность часто носила очень субъективный характер. Поэтому часто ошибался в людях. Что-нибудь случившееся передавал также очень субъективно. Трудно представить себе М., например, как бытописателя.

Был очень находчив и остроумен. Причем его остроты носили язвительный, саркастический характер. Хотя М. часто выхватывал в объектах своих не существенные, но только внешние стороны или моменты, не имеющие непосредственного отношения к происходящему, его остроты действовали уничтожающе, смешивали, как говорится, человека с землей. Пример такой остроты: во время выступления М. один гражданин солидного вида с большой окладистой бородой, в знак протеста против характера выступления, поднимается с места и направляется к выходу. М., заметив это, моментально пускает реплику: «Гражданин пошел бриться», – и протестующий жест превращается в комический, а злополучный гражданин превращается в предмет насмешек всей аудитории.

Интересы М., как художественные, так и личные, шли в основном по линии социальной. М. интересовали только люди и установление связи между собой и людьми. Этим объясняется его равнодушие к природе, при очень большом интересе к жизни города, к населяющим его людям и учреждениям. При этом интересовался только тем в людях и учреждениях, что непосредственно находилось в плоскости его личных, «живых» дел. Так, бывая за границей, он интересовался только тем, что имело непосредственное отношение или к его выступлениям (люди, принимавшие участие в организации его выступлений или могущие быть в этом полезными), или к удовлетворению его личных потребностей, «что могло идти ему на потребу», как, например, предметы обуви или одежды (жилеты, галстуки, ботинки и т. д.). Москва его также интересовала только с этой точки зрения.

Был сентиментален, что выражалось в его любви к животным. Не мог входить в гармонический, тесный, цельный контакт с людьми, несмотря на то что чувствовал большую потребность в том и сильное влечение к людям; болезненно ощущал свою неспособность входить в такой контакт с ними. В его выступлениях или при появлении в новом обществе перед незнакомыми людьми была некоторая театрализация, «ломание», было стремление поразить собой людей. Не мог знакомиться с людьми просто. Поддавался влиянию некоторых наиболее близких ему по духу людей, однако если это влияние шло вразрез с его внутренними влечениями и интересами, то оно продолжалось недолго и последние одерживали верх, так как сознательная воля была слабо развита и не в состоянии была эти влечения подавлять и обуздывать.

Сильное влечение к людям, потребность высказывания перед людьми, обращение к людям находили выражение в поэтическом творчестве, в котором есть элементы «жертвенности», «мессианства» (особенно в его ранних произведениях), нечто от пророка или проповедника. В своем творчестве М. обращался как бы от самого нутра своего существа к людям. В его творчестве чувствовался сильный импульс подействовать на людей не только при помощи художественного мастерства, литературной формы, но также и морально. Этим Брик объясняет то, что самоубийство М. так сильно взволновало общественное мнение Советского Союза, особенно комсомольской молодежи, которая увидала в этом факте вопиющее противоречие с общей установкой и взглядами М., призывавшего в своих произведениях к жизни и любви к ней.

Было сложившееся, определенное и твердое мировоззрение. В частности, был тверд в отношении своих художественных принципов. На окружающих производил всегда определенное и сильное впечатление чего-то цельного, большого, стихийного. Ни в творчестве, ни в характере не был склонен к деталям, к потребностям. Был совершенно немелочный (ненавидел сплетни), во всем широта и размашистость, цельность, «глыбистость». Очень большая непосредственность, примитивность, превалирование эмоционально-эффектных сторон личности над сознательно-волевыми; отсутствие условностей, «культуры», «цивилизации».

Был очень настойчив и напорист в своих влечениях и желаниях, был при этом очень самоуверен, решителен и нестеснителен, вынуждая своей напористостью к исполнению своих желаний. Для достижения цели был способен к наскоку, штурму, но не к планомерным, длительно подготовленным маневрам («позиционной войне»).

Гиперболизм во всем сказывался.

Его личность в быту и творчество совпадают почти на сто процентов. Его творчество – это есть его портрет. Отличительная особенность его поэзии – это есть в конечном счете зарифмованная исповедь. Преобладающее значение личности самого М. в его творчестве. Этим объясняется то, что его никто не может читать перед аудиторией так, как он. Вся его поэзия – высказывание от первого лица.

«Поэтическая шифровка»[145] лишь постольку, поскольку это прилично, чтобы произведение могло выйти в свет. Характерно, что когда начал писать «Про это», то исходил из совершенно конкретных фактов[146]. Почти совершенно отсутствуют книжные факты, исторические и т. д. У М. всегда конкретный, бытовой, газетный факт, словечки, поговорки, то, чем он живет в быту.