Площадка - Михаил Юрьевич Третьяков

необходимо потому, что изменчивость отрицательно коррелирует с IQ, а сложность следов — положительно. Впоследствии для обработки данных я использовал анализ Фурье и другие, более сложные математические методы. Это позволило мне построить математическую модель, которая оценивала интеллект, и на ее основании можно было выделять потенциально перспективных индивидуумов.

Следующим шагом стала разработка прибора, который мог бы каким-то образом фиксировать вызванные потенциалы вне лабораторных условий. Здесь как раз и пригодились мои знания в области киматики. Мозг в состоянии бета-ритма работает на частоте четырнадцати — тридцати пяти герц. У людей с повышенной умственной активностью эта частота остается на самом высоком уровне в течение всего дня. Интеллектуалы не могут не думать: их мозг занят постоянной ежесекундной работой, именно этим активность их мозга отличается от активности мозга обычных людей, ну а мозг гениев пашет на самых высоких оборотах. Как показала практика, и здесь можно ошибиться: различные психические заболевания тоже часто связаны с высокой активностью мозга.

Так вот, я придумал прибор, который посылает низкочастотные импульсы на самом высоком пределе бета-ритма, и мозг людей с такими значениями начинает резонировать. Именно этот резонанс прибор и улавливает.

— И что в итоге?

— А, собственно сказать, ничего. Все условия гранта я выполнил. Количество статей и других показателей были соблюдены, так что я думал, тема закрыта.

Но полтора года назад мне предложили участвовать в междисциплинарном мегапроекте по созданию научных лабораторий с участием молодых исследователей. При этом переезд и все расходы оплачивались, да и квартиру новую обещали. Я сначала как-то даже не поверил своему везению. Мои работы находятся в области фундаментальной науки, я не прикладник — а тут возможность взаимодействия с разнопрофильными специалистами, да к тому же еще и молодыми.

Мы с Таечкой посоветовались и подумали: а что мы теряем? Институт и городишко наши вымирают, молодых почти не осталось, все стремятся в столицу, поближе к основным финансовым потокам. А что у нас? Даже смешно говорить, какие деньги на институт выделяются. Опять же, знания некому передавать, а желание-то ведь есть. Вот мы и решились переехать в ваш город. Он, как оказалось, был выбран не случайно.

— Неслучайно?

— Все очень просто. Мой экспериментальный прибор превратили в более мощный и использовали в панорамомобиле. Таким образом была собрана первичная информация почти по всем городам. Это как раз связано с проектом по проведению мониторинга на площадках города. С одной стороны, оценка зеленых насаждений, а с другой — оценка человеческих ресурсов.

— И что в итоге? Как это повлияло на выбор?

— В вашем городе оказалась максимальная емкость гениальных, скажем так, людей на единицу площади. Поэтому город и был выбран площадкой для масштабируемого эксперимента. Может, ты как биолог, сможешь мне объяснить этот феномен?

— Скорее всего, гетерозис.

— Что это значит?

— Город расположен на приграничной территории двух стран с различным генофондом. Межнациональные скрещивания дают гетерозиготы, которые могут обладать повышенной жизнеспособностью и, судя по полученным вами данным, высоким уровнем интеллекта.

* * *

Вы сказали, что проект междисциплинарный, а какие еще специалисты участвуют?

— В городе работает несколько групп ученых, которые не знают ни о том, чем занимается другая группа, ни о том, кто входит в эту группу. По почте просто присылаются задачи, на решение которых нацеливается группа.

— И кто же входит в вашу группу?

— Я, Таечка, Курцев Николай Семенович, ну и мои ученики из вашего города с высокими показателями бета-ритма, которых я смог привлечь к проекту, — Валера и Аня.

— И в чем же заключалась ваша задача?

— Первоначально моя задача заключалась в регулировке и отладке стационарных низкочастотных генераторов инфразвука, расположенных по городу и за ним.

— Я так понимаю, что генераторы находятся на всех тех площадках, где я проводил исследования?

Мне вспомнились окурки от папирос на карбоновом полигоне.

— Да, именно так, а потом меня попросили записать на низкочастотных колебаниях ничего не значащий текст. Сейчас я его тебе перешлю.

Сергей Иванович достал свой телефон и, сделав несколько движений указательным пальцем, произнес:

— «Отправил».

Я вытащил сотовый, уже догадываясь о том, какой именно текст, скорее всего, прочитаю. На экране высветилось сообщение. Я открыл его, но в нем оказались какие-то иероглифы.

— Тарабарщина какая-то.

— Можно мне взглянуть? А ты пока не мог бы обвязать вот эти книги шпагатом?

— Конечно, — ответил я и протянул ему разблокированный телефон.

Пока Сергей Иванович колдовал над моим аппаратом, я старательно обвязывал старые фолианты.

— Готово. Читай.

И он вернул мне телефон. На экране в мессенджере был текст, который я уже слышал несколько раз за последние дни.

«Дождь был и будет всегда. Без дождя невозможна жизнь. Дождь — это вода. Мы состоим из воды. Вода находится в нас. Значит, мы являемся частью дождя. Каждый из нас — это капля. Каждая капля — это дождь. Вместе капли могут разрушить все. Чтобы что-то построить, надо что-то разрушить. В единстве наша сила. Правда всегда за нами. Каждая капля сильна, только если она — часть дождя».

— И как вам объяснили значение этого текста?

— Да никак, просто сказали, что данный текст будет реперной точкой при личной оценке.

— Что значит «реперной точкой»?

— При небольшой электрической стимуляции человек должен был воспроизвести этот текст.

— Но зачем это нужно?

— Наш прибор выделял людей с повышенной мозговой активностью. Но я ведь уже упоминал, что такая активность характерна не только для гениев, но и людей с определенными патологиями головного мозга, например эпилепсией. Как мне объяснили, внедрение данного кода позволит отделять одних от других. Люди с патологией не смогут точно и полно воспроизвести весь текст.

Мне вспомнились Витя и его приступ. Вся его дотошность, эти полиэтиленовые пакетики для окурков — все это было признаком некого заболевания, и, если бы его при мне не скрутило, я бы никогда не узнал, что он болен. А еще с особенной отчетливостью вспомнились окурки в тот день, когда мы приезжали с Андреем и он упал в воду. Шеф, возможно, даже следил за нами, потому-то он точно знал, что там произошло.

— Понятно, и что же дальше?

— Через неделю после того, как я внедрил этот текст в наш инфразвуковой сигнал, начался дождь. И вот тогда-то я понял, что ничего не значащий текст теперь имеет совершенно определенное значение. Мои знания и опыт использовали. Это ведь уже не первый раз, когда, в общем-то, мирное и совершенно безобидное открытие превращают в оружие массового поражения. За примерами далеко ходить не надо: самым известным и наглядным является создание атомной бомбы, а самым неизвестным —