Фрагментация памяти - Жанна Пояркова

Около вокзала проход перегородили пьяные космолетчики, с криками и недовольством пытающиеся пропихнуть пленное животное – большое, с наростами и волосатой холкой. Иноземное существо, высокое, но беспомощное, выглядело обескураженным – пленный добродушный гигант. Я видел животных только на рынке Косы, но никогда еще – такое огромное. Оно трубило, переминало толстыми ножищами, не понимая, зачем его пытаются втиснуть в коридор не по размерам. Мне внезапно захотелось, чтобы все пленные звери и инопланетники освободились – и мчались по улицам, мертвым и заваленным механическим мусором, чтобы они издавали свои особенные звуки и населили Землю.

Гарри прекратил подстрекать Мэда и тоже уставился на неведомого зверя. Некоторое время мы следили за тем, как бьется и вяло вырывается опутанное сетями животное. Стар заправила волосы за ухо, обернулась к джокеру и произнесла низким, неизвестно как исторгавшимся из тощего тела голосом:

– Здесь станция подземки. Если хочешь, самое время отправиться домой.

Никто не рассчитывал, что интеллигентного вида парень из центра Тиа-Сити захочет проводить время с трущобными крысами и убийцей; это была чистая дань вежливости, после которой Мэд мог стряхнуть темный налет с пальто и вернуться в стерильную квартиру, приписав недолгий визит на помойку к списку личных экстремальных развлечений. Но он не торопился спуститься вниз, стоял и смотрел то на рыжую, то на меня со священником. В джокере было что-то от привлекательности героев картин или религиозных андрогинов; его как будто перенесли в город из другого времени, не знающего ни чипов, ни контактов, ни прямой подключки. Я даже подумал, уж не андроид ли наш новый друг, но своеобразное чувство юмора Мэда, которое мне нравилось, это опровергало. В ответ на слова Стар джокер слегка обиделся, будто мы решили его отослать.

Остался.

Мы валялись на полу и смотрели записи Трэя Робертса – Стар собрала их все.

– Тот, кто попробовал вкус бунта, ощутил огонь революции, никогда этого не забудет. Любой, кто хоть раз видел, как горят торговые центры, как вверх взметаются клубы дыма, несет в себе семя огненного взрыва, приближает пламенный шторм. Ничто не сравнится с красотой пылающего мира. Этому невозможно сопротивляться, пожар захочется увидеть снова и снова.

Глава клоунов-поджигателей был заговорщиком, с которым ты вступил в преступные отношения. Одна его речь делала сообщником, хотя Трэй Робертс давно был уничтожен, как и все пироманы. Исчезающие в огне стены, съеживающиеся упаковки, мерный гул вошедшего во вкус пламени заводили.

В тот момент, когда мы собрались вчетвером, над нами опустился невидимый защитный купол. Вероятность оказаться вместе стремилась к нулю, но теперь она была достигнута, и стало понятно, что даже если мы разойдемся, внутри нас необратимо повернулись шестеренки. В утробе города возник новый механизм. Я не мог понять, что отвечало за необычное восприятие мира, но это произошло – Тиа-Сити стал другим. Точно так же я не знал, что выйдет из затеи с Рейтингом, но объективная, мрачная реальность превращалась в реальность для купола, внутри которого процент возможного менял значение. Приход Мэда стал последним компонентом, запустившим реакцию, цепь дальнейших событий.

Никто из нас, включая Гарри, не был хозяином положения. Хозяином стало нечто невербализуемое, сплетенное из многообразия ощущений и окончательно не наладившихся связей. Мы помогали друг другу понять то, что в силу множества причин в одиночку понять не могли. Эйфория Стар, прищур Гарри, загадочность Мэда настолько далеко отстояли от всего, что варилось в Тиа-Сити, что наша особость, избранность не пресекались даже интересом рыжей к джокеру. Стар выглядела так, будто нашла что-то невероятное.

Жизнь разделилась на две половины – до и после мятежа. Крестовый поход на «Тьму на троих» подменил безобидную шутку на войну. Ощущение пребывания на грани распада и нынешнего возвращения с этой границы, обнажившийся скелет Среды, – это нас безнадежно отравило. Наркотик, подсаживающий с первого раза, видение бунта, ударяющая в голову уверенность, что в твоих руках вселенский рычаг. В этом чувстве содержалось нечто подлинное, необузданное и дикое. Если раньше все представляло для меня смутно-враждебную наклонную плоскость, на которой я пытался удержаться, чтобы окончательно не свалиться в выгребную яму, то теперь, несмотря на ступор после психического удара, были «мы» и были «они». Появились полюса, меридианы, система, смысл, направление.

Я попытался обнаружить аналог нашей группы в Сети, но нашел только описание новых луддитов во главе с Рочестером и геймерских команд. Основная часть публикаций касалась KIDS. Множество атак и выпадов, которые я привык считать незаконными, оказались ширмой. Складывалось впечатление, что все, с чем я рос в мертвом городе, побираясь на улице, – это идеальный порядок вещей. Движение сопротивления отсутствовало как класс, и я осознал это только теперь, глядя на размалеванного Робертса, зажигающего своими словами не хуже огнемета. Он был памятником, последним из храбрых, реликтом, не сознающим или не желающим сознавать мощь вирта.

Рыжая скользила туда-сюда по комнате, иногда посматривая на задремавшего джокера. Мне казалось, что она с удовольствием стала бы его телохранителем или любовницей, а, может, снимала мерки для образа в очередном вирт-клипе. Мэд беззащитно свернулся на кровати, неровно натянув на себя одеяло, слегка приоткрыв рот, и выглядел достаточно глупо.

Стар вышла на балкон, я последовал за ней. Волосы, мягкое рыжее руно, свешивались на шею и щеку. Узкие скулы, огромные глаза инопланетянина, вмещавшие в себя руины Тиа-Сити и проволочное небо, легко стареющее и молодеющее лицо.

– Ты заметил, насколько он красив?

– Да. Есть что-то такое, хотя я не понимаю твоей завороженности, – нехотя признал я.

– Он… – Она с трудом подбирала слова, – кажется совершенно чистым. Полностью крадет внимание. Мне нужно узнать о нем все.

– Еще будет возможность. – Я усмехнулся.

– Я хочу тебя.

Она выглядела дерзко. В облике было два центра тяжести – огромные глаза и тяжелые ботинки, все остальное представлялось как стержень, не имеющий особого веса. Глаза были наполнены грязным малахитом. Я был уверен, что она снова развернется и уйдет, но Стар вдруг оказалась рядом. Одно движение ладони, пальцами по позвонками – и она прогнулась на руке, рыжая ящерица, покусывая мои губы и шипя. Мы вдавливали чужую кожу ногтями, губами, острыми костями худых бедер, как будто сомневаясь в том, что они действительно существуют. Кожа саднила от царапин, когда она выскользнула из рук.

– Есть мысли по поводу Реи?

– Есть мысли по поводу тебя.

– Предлагаю порыться в архивах храмов, – раздался голос Гарри из комнаты. – Фанатов много, что-то из их религиозных баек может пригодиться.

Я так не считал, но мешать не стал, размышляя о новой «вилке». Мне не хватало знаний сложных дисциплин – биомеханики, теории волн, но личный опыт с «Тьмой на троих» говорил о том, что психика подвергается необратимым изменениям. Музыка не воспринималась как живой, изменяющийся материал, – она превращалась в сладострастный фон. Творцы вирта могли делать с игроком все что заблагорассудится. Надежда на запах собственного напалма в мире, нарисованном лучшими вирт-художниками, тяга к скрипу кожи, к звуку тщательно воссозданной флейты или зубодробительному грохоту искусственных штурмов провалилась, обернувшись клеткой, контролируемой незнакомцами. Заповедник испортили еще задолго до того, как мы успели туда победоносно ворваться.