Урки и мурки играют в жмурки. Отвязный детектив. - Александр Сидоров

Он подошёл к хранительницам железной двери с кодовым замком и предъявил удостоверение.

— Батюшки мои! — вытаращила на него брусничные глазёнки одна из трёх мойр — та, что сидела слева и держала кулёк с арахисом. — У вас здесь, никак, учения?

— Какие учения? — не понял Миша.

— Ну как же, — вмешалась пожилая женщина в зелёной вязаной кофте. — Тут только что двое прибегали, тоже из этого… ну, на три буквы…

— Раньше НКВД называлось, — встряла самая крупная, которая сидела в центре и растеклась по скамье, как квашня.

— Да не энкаведе, а кэгэбе! — поправила старушка с арахисом.

— А им-то что надо? — спросил Миша.

— За паренька выпытывали, который к учителю приходил, — пояснила квашня.

— Какой паренёк и к какому учителю? — продолжил допрос Миша.

— Кто ж его знает, что за паренёк, — перехватила эстафету зелёная кофта. — Приходил к Миронову, к Леониду Викторовичу, из тридцать первой квартиры. Только он не учитель, а в университете преподаёт, — поправила кофта подругу.

— Всё равно взяточник! — пригвоздила та Миронова к позорному столбу.

— А что ему надо от преподавателя? — поинтересовался Миша.

— Он нам не докладывал, — заявила квашня и добавила: — К тому ж учитель минут десять как ушёл. На электричку. На дачу саженцы повёз. А вернётся только к вечеру. Ну, парнишка за ним и побежал, на остановку. А уж потом эти нарисовались, которые на три буквы…

— Ясно, — сказал Арбузов. — Спасибо.

Он вихрем понёсся туда же, куда отправились шаламандрик и мрачные личности.

— И что это значит? — глядя ему вослед, спросила у товарок старушка с арахисом. — Может, война?

— Ну, я, слава те Господи, и спичками запаслась, и солью, — отрапортовала квашня. — Вот сухарей ещё надо прикупить.

— Каких сухарей? — хмыкнула зелёная кофта. — Щас война простая: шарахнут детородной бомбой — и поминай как звали!

— Дура, — хихикнула бабка с кулёчком. — Не детородная, а водородная! Детородной в другое место шарахают. Ладно, девки, угощайтесь орешками. Авось успеем догрызть до воздушной тревоги…

Больше всего Арбузов боялся, что опоздает. Однако волновался он зря. Когда Миша вывернул из-за угла, то увидел, как вдали, шагов двадцати не доходя до троллейбусной остановки, у белой «девятки» стоит в окружении троих серьёзных мужиков давешний шаламандрик и пытается им что-то объяснить. Миша попал как раз под занавес: мужики аккуратно и быстро затолкали парня в машину, та рванула с места и мгновенно исчезла.

«Понятно, — с грустью подумал Миша. — «Феликсы» опять оказались шустрее. Выходит, с медалью придётся повременить».

ТОЛИК СЕМИРЕЧЕНСКИЙ ПРОСНУЛСЯ ОТТОГО, что его отчаянно теребил за плечо сосед по общежитской комнате — конголезец Марсель Мбанга.

— Толик, Толик, вставай-вставай! — горячо шептал в ухо третьекурснику конголезец, постепенно увеличивая амплитуду колебаний.

— Не тряси, сука, — простонал Толик. — Я тебя, падлу, на плантации сошлю…

— Толик, вставай-вставай! — не унимался сын конголезского народа. — Там Амира сечас стрелят будут…

— Отстань, нехристь черномырдинская! — плачущим голосом зашипел Толик. — Убью, как Патриса Лумумбу! Ох, головушка болит… Водки, конечно, нет. Дай хоть цитрамона, медик хренов.

Толик давно и прочно поработил Марселя, пользуясь тем, что тот совершенно ничего не соображал в медицинских науках. Семиреченский писал за Мбангу рефераты, курсовые, помогал бедняге в практических занятиях. Делал он это почти бескорыстно, хотя такая помощь стоила больших нервов. Зато уж морально Толик отыгрывался на африканце по полной программе, изображая из себя грозного плантатора южных штатов, а в глубоком подпитии даже требуя, чтобы Мбанга называл его «масса Толик».

— Если тебе, бабуину, на полном серьёзе выдадут диплом, — печально говаривал масса Толик своему верному рабу, — республику Конго можно стирать ластиком с глобуса. Ты же всех сородичей на хрен перережешь! Когда я вижу в твоих лапах скальпель, меня охватывает первобытный ужас. Я бы тебе не доверил даже палку-копалку.

Несколько раз политкорректные сокурсники Толика требовали от него прекратить пропаганду расизма и унижение темнокожего собрата. Но тут вмешивался сам Мбанга и умолял не трогать Толика, потому что он хороший и Мбанге ничуть не обидно. Обидно — не обидно, а учиться надо…

— Ну, чего там? — скорбно вопросил Толик, когда две таблетки цитрамона стали оказывать благотворное воздействие. — Амира, говоришь, убивают? Давно пора. Я бы его, суку, и сам убил, да всё как-то недосуг. Кто убивает-то? Может, помочь нужно?

Мбанга сбивчивым шёпотом сообщил, что видел, как Амира толпа неизвестных личностей потащила к двери триста двенадцатой комнаты, а один из них тыкал ингушу в затылок огромным пистолетом. Мбангу не заметили, и он успел юркнуть в свою комнату.

— И ради этого ты меня разбудил? — возмутился Толик. — Зря я плачу свои взносы в партячейку ку-клукс-клана. Ну, ингуши, ну, убивают.

Да хай они все друг друга перемочат! Дверь запри, а то патроны у этих дебилов кончатся, прибегут сюда клянчить. Вечно шляются всякие, то им соль нужна, то гондоны…

И Толик зарылся по уши в подушку, натянув на голову одеяло.

ТАИНСТВЕННЫМИ НЕЗНАКОМЦАМИ, которые так перепугали несчастного негритянского студента, была боевая оперативная группа в составе уже известных нам Кости Костанова, Серёги Степцова, Жоры с яйцами и практиканта Яши с ободранным носом. Минуть за десять до того, как быть обнаруженной конголезским недоучкой, компания шумно ворвалась в комнату № 302, где, по сведениям, полученным от будущего педиатра Славика Зябликова, обитали подозрительные ингуши. На момент захвата в комнате мирно наворачивал йогурт невысокий щуплый парнишка с глазами осовелой антилопы.

Ударом ноги Жора опрокинул стол вместе с любителем йогурта и оседлал испуганного парня. Прямо в лоб обитателю комнаты ткнулся ствол «макара».

— Лежать! — зарычал Жора, хотя жертва уже лежала без всякой команды. — Ты кто?

Паренёк молчал и чмокал губами, пытаясь слизнуть йогурт и осмыслить положение.

— Ты кто?! — грозно повторил Жора и для верности слегка стукнул поверженного незнакомца по лбу рукояткой пистолета.

— Я… Амир я… — проблеял парнишка.

— Остальные где? — спросил Жора.

— Я… не знаю я… ушли…

Оперативники тем временем поставили стол на место, Жора поднял кавказца за шиворот и встряхнул.

— Амир так Амир, — бросил он и толкнул парня на железную кровать. — Ингуш?

— Игнуш, — подтвердил кавказец и робко поинтересовался: — А вы кто?

— Помолчи пока, — приказал Жора и огляделся.

Комната площадью метров двенадцать представляла собой довольно уютное гнёздышко в кавказском стиле. Стену украшал потёртый, но ещё приличного вида ковёр с витиеватыми узорами по красному полю, на ковре — огромный кинжал, ниже — два поменьше и ржавый треугольный штык. Пол покрыт плетёным половичком. Небольшой шкаф служил перегородкой, отделяя водопроводный кран с железной раковиной от основного помещения. Четыре кровати аккуратно застелены. На одной валялась старая облезлая гитара, на другой — зелёная толстая книжка с вензелями по обложке. Слева на полке над кроватью — кальян, под кроватью — пластмассовый тазик. Но что особо бросилось в глаза Жоре и товарищам, так это огромный транспарант на правой стене. По листу ватмана алыми жгучими буквами было выведено — «ИНГУШ С НОЖОМ СТРАШНЕЕ ТАНКА, А БЕЗ НОЖА ОН — ПРОСТО ТАНК!».