Линейный крейсер "Михаил Фрунзе" - Владимир Коваленко

На линейном крейсере «Фрунзе» поднимали бы флаг – если бы он уже не был поднят по тревоге, вместе с вымпелом на грот-мачте, чуть-чуть пониже антенны РУС. Антенна, здоровенный прямоугольник с проволочной сеткой внутри, медленно поворачивается из стороны в сторону, точно громадное ухо.

Над трубами корабля – столбы жирного дыма. Топки еще не прогреты, мазут сгорает некрасиво. Если корабль проживет час без пожаров и повреждений – над трубами будет заметно только легкое дрожание горячего воздуха.

Но пока он только готовится дать ход. Увы, Москве желательны явные свидетельства итальянской провокации против линейного крейсера. Значит, меньше, чем ободранной краской, обойтись не должно. А корабль и так прикрыт дымовой завесой от собственных труб.

Греческие эсминцы – шустрей и нахальней. Командир «Фрунзе», глядя, как греческий отряд несется к выходу из гавани, ворчит:

– Удивительно, что ни один машины не запорол. Товарищи – с греков в этом примера не брать!

И прибавляет потише:

– Не с нашим везением.

Он хорошо помнит, как потратил свое везение, до донышка: балтийские шхеры, за спиной комиссар тащит из деревянной кобуры маузер. Чтобы, значит, как только выявится вредительская дворянская сущность бывшего благородия и бывшего лейтенанта царского флота, сразу отомстить за погубленный корабль, за жизнь свою и команды… Но турбина под ногами мурлычет ровно и мощно, словно это так и надо – прыгать с «малого» на «самый полный» одним движением рукояти телеграфа и матерной тирадой в машинное. Комиссар размазывает рукавом кожанки пот по взмокшему лбу, хлопает бывшего царского лейтенанта по плечу, а снаряды и торпеды английских эсминцев проходят мимо, мимо, мимо…

Боевой информационный встретил Ивана Патрилоса молчанием. Корабль прекратил обычный мирный радиообмен. Доклад о ситуации ушел в Москву. А здесь, только что, прозвучал хриплый доклад старшины Веренича:

– Третья волна. Девять машин.

И координаты.

Помполит обводит взглядом сосредоточенные лица.

– Был я на зенитной батарее, – сказал он.

Сделал паузу – по Станиславскому, ровно настолько, чтобы никто не влез с ненужной репликой. Продолжил.

– Скучно выходит: столько стволов, такая махина, и все против какой-то мошкары… Вот «Балеарес» – это, я понимаю, для «Фрунзе» добыча. А что бомбардировщики против линейного крейсера? Комарики.

Разогнул плечи, хватанул лапищей воздух – словно насекомое прихлопнул. Все, по рядовому составу отработал. Теперь начсостав… нужно не только ободрить, нужно найти повод остаться в посту до конца налета.

– Иван Иванович, можно мне со «сверчками» словечком перекинуться?

Ренгартен кивнул, сделал знак одному из старшин. Тот что-то подкрутил на своем аппарате.

– «Вал» вызывает «Кабанов»…

Обернулся, протянул помполиту наушники. Тот жадно сцапал связь с небом.

– Говорит Патрилос, – пробасил в микрофон, отбросив маскировку с позывными. – У нас тут третью волну бомбардировщиков нашли. Девять машин, «красный» два-пять, высота три тысячи, подлетное двадцать минут.

В ответ, сквозь помехи, сердитый голос:

– А что, была вторая?

Патрилос улыбнулся.

– Тут привыкли, что нужно ждать докладов от самолетов, а не наоборот. Ничего, сейчас переиграем. Даю координаты второй волны…

Требовательно уставился на Ренгартена. Тот сделал знак старшине – мол, доложи. Помполит передал координаты летчику.

– Я к чему, товарищи командиры, – сказал. – Первую волну нам придется отбивать зенитками, только если – верней, когда – нас начнут бомбить. Но «сверчки» могут заняться второй волной тогда же, когда мы займемся первой. А там и на третью их наведем… Что до греков, боюсь, от «пулавщаков» будет мало толку. Я их только что видел, пролетали: антенн ни на одном.

О том, кто возьмет на себя взаимодействие с летчиками, Патрилос умолчал, только поправил наушники поудобней. Теперь, пока налет не окончится, он из-под брони – ни ногой!

Если бы слова Ивана Павловича слышал младший лейтенант Митралексис, он бы с ними согласился. По всем статьям! Он, между прочим, сидит в кабине «пулавщака», ему и судить! Его, Мариноса Митралексиса, готовили к воздушным боям. Полный курс в «Школе Икаров», сиречь военно-воздушной академии, еще три месяца в части. Началась война – выясняется, что его PZL не может вступить в бой. Истребителю польского производства не угнаться за строем бомбардировщиков.

Маринос пытается догнать итальянцев… именно что пытается – дистанция растет. Вот кивнул и пошел книзу самолет ведомого… Сержант Ламбропулос не вернется на аэродром. Его самолет врезался в море – самолет не горел, но летчик так и не выпрыгнул. У итальянцев, оказывается, оборонительные пулеметы крупнокалиберные, не спасает ни широкий мотор, ни бронестекло, ни бронеспинка… Две минуты войны – и младший лейтенант Митралексис остался единственным выжившим во втором звене. Где первое и третье звенья эскадрильи, он не видит, а итальянцы уходят к Салоникам, словно и не было воздушного боя. Может, у них и есть пробоины, только греческий летчик их не видит. Ему теперь кажется, что вся эскадрилья погибла, мгновенно, безнадежно, и все из-за попытки решить дело миром. В голове пусто, колотится одна мысль: «Ннужно было бить в лоб». В лоб, из всех двенадцати пушек. А что теперь?

Лейтенант оглядывается, как и положено в воздушном бою – не заходят ли в хвост? Краем глаза уловил соринки в небе – русские КРИ собрались в пару, набирают высоту. Это правильно, атаковать лучше сверху. Но почему они не кружат над гаванью, а идут к открытому морю? Им же надо прикрывать крейсер? Или…

И тут – дошло! На морских разведчиках должно быть радио. А на «Фрунзе» какое-то новейшее устройство, которое видит самолеты задолго до подлета. Значит, если русские направились мористей, наверняка оттуда подходят еще итальянцы. Те, кого не нужно догонять, кого можно взять в лоб, как и нужно было с самого начала.

Пойти за русскими? Увы, их серебристые самолеты слишком быстры. Есть шанс их потерять, а самостоятельно вторую волну итальянцев можно и не перехватить. Или перехватить слишком поздно. Первая же волна, те, что сбивали товарищей – вот они. Отрываются…