Полузабытая песня любви - Кэтрин Уэбб

– Димити? С вами все в порядке?

– Он сделал много набросков. Там, наверху, у часовни. Это часовня Святого Гавриила. Она заброшена, и ее посещают привидения. Чарльз все никак не мог решить, как мне лучше встать. В течение трех недель мы ходили взад и вперед, туда и сюда. В результате тропинка, ведущая на холм, стала куда лучше утоптанной, чем когда-либо. Однажды я сильно устала стоять долго и неподвижно, да еще вдобавок у меня урчало в животе, потому что в тот день не было времени позавтракать, ведь ему, как он сказал, требовался свет раннего утра. Моя голова закружилась, в ушах зашумело, и прежде, чем я поняла, что происходит, я уже оказалась лежащей на земле, а Чарльз прижимал к себе мою голову, словно самое ценное, что у него есть…

– Вы упали в обморок?

– Да, лишилась чувств. Кажется, он сперва рассердился, что я не стою неподвижно, и лишь через мгновение догадался, что я потеряла сознание!

Она негромко рассмеялась, откинулась на спинку кресла, сцепила руки и подняла их, взмахнув при этом листом бумаги, словно одиноким крылом. Зак улыбнулся и взял в руки блокнот.

– Это было в тысяча девятьсот тридцать восьмом, верно? За год до того, как Обри ушел на войну?

– Да… В том году… Думаю, это было самым счастливым временем в моей жизни… – Конец фразы она произнесла шепотом, а потом и вообще умолкла. Ее глаза, неподвижные и застывшие, на какое-то мгновение вспыхнули. Она уронила распечатку картины, и ее пальцы коснулись длинной косы. Димити стала поглаживать кончики волос. – Чарльз тоже был счастлив. Я это помню. На следующий год я умоляла его не уезжать… Хотелось, чтобы мы всегда оставались так же счастливы…

– Это, наверное, было нелегко… Ведь его семья недавно понесла тяжелую утрату, да еще при таких трагических обстоятельствах. Столько потрясений, – проговорил Зак.

Димити ничего не отвечала, но взгляд старой женщины не был бездумно обращен в прошлое, нет, вместо этого Зак разглядел на ее лице стремительный полет мыслей, сменяющих одна другую. Челюсть слегка отвисла, тонкие губы приоткрылись, она словно подбирала нужные слова.

– Это было… страшное время. Для Чарльза. Для нас всех. Понимаете, он готовился к тому, чтобы от них уйти. Уйти, чтобы остаться со мной. А потом, когда приключилось это несчастье, он почувствовал себя очень виноватым, понимаете?

– Но ведь никто не винил его в случившемся, разве не так?

– Вы ошибаетесь. Некоторые винили. Да, винили. Потому что он был уже зрелый человек, а я так молода. Хотя, пожалуй, молода лишь телом, но не душой. У меня была душа взрослой женщины. Мне всегда так казалось. Даже девочкой я не чувствовала себя ребенком. Думаю, мы остаемся детьми, пока нам это позволяют те, кто нас окружает, а мне этого никто не позволял. Есть поговорка о грехе, порождающем грех. Что посеешь, то и пожнешь.Мне довелось раз услышать, как миссис Лам сказала это Чарльзу в пабе, когда он проходил мимо. Словно своей любовью ко мне тот мог накликать что-нибудь дурное. Например, наказание на свою голову. Но вы же знаете, Чарльз никогда не был женат на Селесте. Так что любовь ко мне вовсе не шла вразрез с его супружеским долгом.

– Никогда бы не подумал, что Чарльза Обри может беспокоить мнение других людей. Кажется, ему было на них наплевать. То есть, я имею в виду, на так называемое общество с его условностями.

При этих словах Димити нахмурилась и посмотрела на свои пальцы, теребящие пряди волос. Зак заметил, что она сделала глубокий вдох, словно для того, чтобы успокоиться.

– Да, он был свободный человек, это верно. Слушал только свое сердце.

– И все же… Меня всегда озадачивало его решение пойти на войну, – сказал Зак. – Помимо того что он был пацифистом, у него имелись моральные обязательства перед людьми, которые в нем нуждались, как вы и Делфина… Вам не известно, почему он принял такое решение? Обри ничего вам не говорил?

Димити словно не могла сообразить, что ему ответить, и молчание в конце концов затянулось. На ее лице отразилась тревога, сходная с отчаянием ребенка, стоящего у доски перед одноклассниками, которому сказано, что ему не позволят сесть, пока уравнение не будет решено.

– Он пошел на войну, потому что… – Слезы блеснули в ее глазах. – Я не знаю почему! Об этом я так никогда и не узнала. Я сделала все, чтобы удержать его здесь, со мной, сделала все, о чем он просил. И все, что я делала, я делала для него. Все. Даже… даже… – Она покачала головой. – Но он был в Лондоне, когда записался в армию. Чарльз ушел на войну из Лондона, не отсюда, поэтому у меня не было возможности его остановить. И… я так и не сказала ей!

– Не сказали кому, Димити?

– Делфине! Я так и не сказала ей, что… что в этом была не ее вина!

– В этом была не ее вина? Димити, я не понял… Так в том, что он ушел на войну, была виновата Делфина?

– Нет! Нет, это была… – Дальше она попыталась сказать что-то сквозь слезы, но слова получилась хриплыми и неразборчивыми.

Зак потянулся к ней и взял за руки:

– Димити, простите, я… я не хотел вас расстраивать, честное слово. – Он сжал ее руки, чтобы отвлечь от грустных мыслей, но Димити сидела, уставившись в пол, и слезы струились по ее морщинистому лицу. Она немного покачивалась взад и вперед, издавая при этом звук, похожий на тихий стон, наполненный такой глубокой печалью, что Зак едва мог его вынести. – Пожалуйста, не плачьте, Димити. Прошу вас. Мне очень жаль. Послушайте, я не понял, какое отношение имеет рассказанное вами к Делфине и к войне. Вы не могли бы мне объяснить?

Постепенно рыдания Димити ослабли, и она затихла.

– Нет, – прохрипела она наконец. – Довольно болтовни. Я… не могу. Не могу больше говорить о том, как он погиб. И я не могу говорить о… о Делфине. – Димити повернула к нему лицо, и он вдруг прочитал на нем боль, вызванную не только горем утраты, но и еще какими-то потаенными душевными переживаниями. Он вздрогнул, сделав это открытие. Здесь было нечто большее, чем простая печаль. Это походило на угрызения совести. – Пожалуйста, уходите. Я не могу с вами беседовать.

– Хорошо, я уйду. И мы с вами больше не станем говорить о войне. Обещаю, – сказал Зак, хотя теперь был уверен, что Димити знает многое про то последнее лето в жизни Чарльза Обри, но не готова все рассказать. – Так я пойду, ведь с вами все в порядке? В следующий раз я не стану задавать вопросы. Вместо этого я отвечу на ваши, не возражаете? Можете спрашивать обо мне или моей семье, а я постараюсь ответить как можно более обстоятельно. Договорились?

Вытирая лицо и постепенно успокаиваясь, Димити смотрела на него, сбитая с толку. В конце концов она кивнула, и Зак сжал ее руки еще раз, а потом наклонился, чтобы поцеловать ее влажные щеки. Снаружи дул сильный ветер, доносящий аромат цветов дрока, смешанный с запахом пыли. Зак сделал глубокий вдох и только теперь, медленно выпуская воздух, понял, как напряжен он был, как не на шутку встревожили его слезы Димити. Зак провел рукой по лицу и покачал головой. Нужно было действовать более тактично, более осторожно, а не лезть ей в душу со своими вопросами. Ведь он спрашивал о случившихся в ее жизни утратах, а не просто о какой-то исторической личности, знаменитом художнике, которого никогда не видел, хотя кровь этого человека, похоже, текла в его жилах. Зак задавался вопросом, сможет ли он снова заговорить о Деннисе, чтобы попробовать узнать, кем являлся этот молодой человек и где может находиться коллекция, из которой его портреты поступали на аукцион. Зак взглянул на часы и удивился тому, что уже так поздно. Они с Ханной договорились о свидании, и поэтому он поспешил в сторону пляжа за Южной фермой, где они должны были встретиться.