Город-мечта - Лео Сухов

и оставил: взирающей в бесконечность догадок, формул и медицинских терминов. Надеюсь, она скоро придёт в себя, и мне не придётся оправдываться перед Костромой, что я сломал единственного, почти дипломированного доктора…

Следующим пунктом «на сегодня» стало размещение бывших рабов. Само собой, в бой они пока не рвались. Но я был убедителен, красноречив и настойчив. И добился-таки того, чтобы они тоже приняли участие в штурме.

Давил, в итоге, на то, что большая часть людей вокруг — такие же смертные, как и экс-невольники. В результате, чуть больше половины освобождённых вступили в ряды армии. А остальные выбрали хозяйственные работы. Тех, кто согласился присоединиться к битве, я собирался взять в свою группу. Остальные, по возвращении в Алтарное, должны были отправиться на вольные хлеба.

А потом я нашёл Дуная и Кострому, обсудив с ними предстоящую охоту… Затем ходил сдавать Кукушкину его долю добычи, потом…

В общем, расслабиться я так и не успел. Правда, думаю, Иваныч знал, что так и будет. Недаром же усмехался, когда предлагал отдохнуть…

Дневник Листова И. А.

Сто двенадцатый день. Неохота на охоту.

Я не сторонник того, чтобы стрелять в зверьё! Если оно, конечно, не угрожает лично мне или моим близким. С другой стороны, не могу сказать, что я сторонник голодовок. Инфантильно-глупая идея страдать, чтобы всем стало стыдно — эти ваши голодовки… Если хочешь чего-то добиться — заставь страдать того, от кого добиваешься! Например, оставив его без еды.

В общем, приходилось искать внутри себя компромисс. Между угрозой голода в армии — и хорошим отношением к братьям нашим меньшим, которые могут оказаться намного больше, чем мы сами.

Чтобы найти подходящую добычу, нам пришлось забраться на север. К равнинной местности, изрезанной ручьями и оврагами.

В предгорьях искать крупную дичь было бесполезно. Ей там, дичи этой, самой жрать нечего… На равнинах же царил прекрасный палеолит, где тучные стада всевозможных животных топтали огромными ногами бескрайнюю степь. Ну ладно — не степь, а равнину. И не бескрайнюю, но вполне себе широкую. Но главное — тучные стада имелись в наличии!

— Ишь ты! — пробормотал Дунай. — Смуглый какой!

— А ругается, как наш… — заметил я, задумчиво вслушиваясь в до боли знакомые слова, несущиеся над инопланетной равниной.

— Ну, знаешь ли, это не показатель! — покачал головой Пилигрим. — Я вот в Африке пару лет работал… И оказалось, что наш мат там многие знают!

— И что, прямо-таки ругаются на нём, удирая от льва? — искренне удивился я.

— Нет… Удирая от льва, они ругаются на своём языке… — почесав подбородок, согласился Пилигрим.

Наш старый знакомый — иглогривый лев — яростно хлестал себя хвостом по бокам. И припадал к земле, изображая невыносимые муки голода. Однако был не в силах достать вкусное и смуглое угощение, которое осыпало его со скалы отборным русским матом. А иногда — и мелкими осколками этой скалы.

Рядом с «вкусным» на одинокой скале сидели ещё три таких же, загорелых от рождения женщины. Причём, с очень печальным видом. Видимо, догадывались, что лев и от десерта не откажется. Одна из них даже что-то заунывно напевала, чуть покачиваясь в такт мелодии.

— Не… Не попадёт! — расстроился Дунай, когда очередной булыжник просвистел мимо изогнувшегося льва. — Этот ёж-переросток однозначно быстрее! Уворачивается от всех камней…

— Так, может, поможем им? — тяжело вздохнув, предложил я. — Жалко их… Есть-пить им нечего. Не просидят они там долго…

— А вдруг мы их снимем, а они сами нас съедят? — пессимистично предположил Пилигрим. — В Африке всякое бывает… Вдруг конторы с займами и до диких племён добрались?

— Ну всех-то не съедят… — обнадёжил его я.

И вопросительно оглянулся на свой отряд, разлёгшийся в траве.

— Значит, скормим им, например, Линзу, и сразу подружимся? — саркастично уточнил Пилигрим.

— Не надо меня скармливать! — поморщившись, подал голос Линза. — Я невкусный! И тощий!

— Я предполагаю… Нет, я даже надеюсь!.. В общем, может, они в принципе не станут никого есть? — воспылал оптимизмом я.

— Ну тогда придётся этого… Иглогрива валить! — скорчил недовольное лицо Дунай. — А за ним уследить-то сложно — не то, что целиться…

— А может, залпом? — с умным видом предложил Ром. — Выйдем строем и ка-а-ак пальнём!

— А иглогрив, значит, будет сидеть и ждать, когда ты подойдёшь! Ага-ага! — кивнул Дунай, а затем как-то очень уж внимательно посмотрел на меня: — Нужна приманка…

— Нет! — отрезал я.

— Это для спасения людей! Вано, будь человеком! — поддержал Дуная Пилигрим.

Я почувствовал, как тучи сгущаются над моим лидерством. За моей героической спиной созрел страшный заговор! Так и знал, что этим всё закончится…

— Что это? Решили иглогриву скормить лидера группы⁈ — возмутился я. — Я буду жаловаться!

— Не успеешь! — решительно осклабился Дунай. — Давай, Вано! Привлеки его!..

— Э-э-э… А как? Я же не самочка! — удивился я.

— Ну это… Станцуй что-нибудь! — предложил Пилигрим. — Или речь толкни! Воодушевляющую!

— Ладно… Только вы это… — предупредил я. — Меня случайно не застрелите!..

— Мы тебе крикнем «ложись»! — пообещал Дунай.

Я медленно поднялся из травы, нехорошо оглядываясь на этих злобных упырей, которые назывались моей группой… И осторожно вышел на несколько шагов вперёд.

Идея танцевать мне показалась до постыдного глупой. Но и толкать речь перед зверьём я был не готов. Эдак и до палаты с мягкими стенами недалеко! А оружие у меня временно экспроприировали: мол, всё равно не мне стрелять.

Ну и что мне оставалось?

— Эй! Э-э-э-эй! — проорал я в сторону иглогрива, но тот меня не слышал.

Я попытался свистнуть. Однако и свист должного эффекта не возымел.

— Вано! Вано! Держи бубен! — засипел сзади Чемодан и выудил из недр своего рюкзака…

Бубен.

Настоящий!

Всамделишный бубен!

Треугольный, правда. Но кому сейчас легко?

Я протянул руку и, кося одним глазом на иглогрива, внимательно осмотрел инструмент. Не представляю, как Чемодан сделал этот бубен и когда… И главное — зачем? Но это была серьёзная заявка на прорыв в музыке. Нашей родной, неандертальской: с трудовыми мозолями и без музыкального слуха.

На каркас из дерева крепилась растянутая кожа. И натянута она была так, что казалось, вот-вот зазвенит от порывов ветра. К бубну прилагалась палка с деревянным шариком на конце.

Я снова вернулся на исходную позицию. А затем примерился и стукнул палочкой.

— Бум-м-м-м-м!.. — разнеслось над равниной.

Я снова стукнул в бубен, а потом ещё и заорал:

— Эй! Образина! Давай сюда!

Почему-то, услышав этот крик, в мою сторону обернулся не только иглогрив — но и мужчина на скале. Не знаю, чего это он? В любом случае, мне надо было привлечь хищника, и я снова ударил в бубен. А потом… Ну что… Потом я начал танцевать!

Правда, я не знал, как правильно танцевать, чтобы тебя захотел сожрать огромный лев с гривой иголок… Поэтому просто скакал на одном месте, оттопыривая в сторону то одну ногу, то другую. И бил в бубен, само собой. Ритм задавал.

Сзади раздавалось сдавленное хихиканье. Но я старался не обращать внимания на этих наглецов. И пусть завидуют! Их лидер хорошо сложён, умеет ловить ритм и отлично танцует!.. А смеяться над этим — глупо и недальновидно. Вот обеспечат себе вторую жизнь — и тоже попляшут, обещаю!..

Когда ко мне присоединился Русый, пытаясь в подвываниях нащупать ритм танца — хихиканье перешло в сдавленный ржач. Но мой питомец аккомпанировал недолго… Он увидел, как иглогрив, медленно развернувшись к нам, стал разгоняться — и тут же слинял.

Не дурак.

А вот Вано — дурак. Я продолжал бить в бубен, отбивая такт, и танцевать. А хищник стремительно надвигался на меня с такой скоростью, которую живые существа не должны развивать. Это же просто невежливо по отношению к добыче!

Сложнее всего было не броситься бежать самому… Но я держался! А потом мне вдруг захотелось упасть лицом в землю и заплакать… Но было слишком рано! А затем очень захотелось заорать… И я-таки заорал.

Правда, из-за собственного крика, закладывающего уши, чуть не пропустил долгожданное:

— Ложись!

Я ещё