Неутолимая жажда - Татьяна Полякова

— Такие глупости мне нравятся.

Он передвинулся поближе ко мне и спросил:

— Что, если я тебя поцелую?

— Не уверена, что это хорошая идея. Хотя последнюю неделю я только об этом и мечтаю.

Он, должно быть, гадал, что я имею в виду.

— Неделю? — переспросил с сомнением.

— Первый раз я была в клубе несколько дней назад. И обратила на тебя внимание. Ты не похож на ангела, но впечатление произвел. Правда, в тот вечер ты ушел с другой девушкой, тоже блондинкой. — Мои слова ему вряд ли понравились, он задумался, как видно прикидывая, о каком конкретно вечере идет речь. — Блондинка в короткой юбке и топе с блестками, — я широко улыбнулась. — Ты успел забыть ее?

— Вот ты о ком… — Карпецкий нервно усмехнулся. — Девица перебрала лишнего, пришлось отвезти ее домой. Мы даже толком не познакомились… — Он попытался вернуть себе отличное расположение духа, но не очень-то ему это удалось. Уверена, в тот момент он думал о девушке, находящейся в больнице, которой наверняка пришлось отвечать на вопросы полицейских, весьма неприятные вопросы, если касались они наркоты. Может, Карпецкого девушка и не вспомнит, но где была в тот вечер — безусловно. В клубе он свой человек и мог рассчитывать на молчание хозяина и персонала, а вот моя наблюдательность существенно осложняла ему жизнь.

— Когда вы уходили, она не показалась мне пьяной, — продолжила я лукаво.

Он тяжело вздохнул и с полминуты пристально смотрел на меня.

— С этой девицей я здорово влип, — сказал серьезно.

— Что значит, влип? — забеспокоилась я.

— Обещай, что никому не расскажешь.

— О чем? — Я продолжала изображать непонимание, добавив в голос тревоги.

— Девица оказалась наркоманкой. Сначала я решил, она просто выпила лишнего. А она… пошла в ванную, добавила там и… я нашел ее на полу в полной отключке.

— Ужас.

— Еще какой. «Криминальное чтиво», только в действительности все это выглядит очень скверно. С перепугу я не знал, как поступить. Хорошо, что она живет одна и успела рассказать, где. Я отвез ее домой и вызвал «Скорую». Вот такое приключение.

— Не позавидуешь тебе, — подумав, кивнула я.

— Да уж…

— Она жива?

— Конечно. Вряд ли с ней такое впервые… чего нельзя сказать обо мне. Большая просьба, забудь о том, что видела нас вместе, и вообще… — договорить он не успел, в дверь позвонили.

Я вопросительно взглянула на Карпецкого, а он нахмурился.

— Ждешь гостей? — не удержалась я.

— Нет. Наверное, сосед с третьего этажа. Занял у меня денег полгода назад и теперь является время от времени сообщить, что непременно их отдаст.

Ему не хотелось открывать дверь, и я догадывалась почему. Он, как и я, подозревал, что на лестничной клетке увидит вовсе не соседа, а любовницу. Мое присутствие здесь ей вряд ли понравится.

Звонок трещал не переставая.

— Черт, — буркнул Карпецкий и направился в прихожую, а я попыталась наметить линию поведения. Если Агния окажется тут, буду таращить глаза, изображая обиду и непонимание.

Дверь в комнату Стас закрыл, наверное, надеясь избавиться от Упырихи, не посвящая ее в то, как проводит вечера в городе. Хлопнула входная дверь, звонок больше не трезвонил, но и голосов не слышно, только странный звук, будто в прихожей что-то свалилось на пол. Я прислушалась, в квартире тишина, прошла минута, вторая, а ничего не происходило.

Я неуверенно поднялась и выглянула в прихожую. Первое, что бросилось в глаза: входная дверь плотно закрыта. Я успела подумать: Карпецкий, скорее всего, вышел из квартиры, предпочтя выяснение отношений с Упырихой на лестничной клетке, и тут увидела его. Он лежал на полу, недалеко от двери, лицом вниз совершенно неподвижно.

— Стас, — позвала я. Он ничего не ответил, как будто не слышал, скорее всего, действительно не слышал. Я быстро приблизилась, опустилась на колено рядом с ним, не понимая, что происходит.

И вдруг почувствовала чей-то взгляд. Резко повернулась: за моей спиной стоял парень в бейсболке и улыбался. В руке у него был обрезок трубы. Он не произнес ни слова, молча смотрел на меня, а я точно приросла к полу. И крик, готовый вырваться наружу, так и застрял в горле.

Парень был невысокого роста, худой, и в первое мгновение я решила, ему лет семнадцать, не больше. Он улыбнулся шире и сделал едва заметный шаг ко мне, двигаясь по-кошачьи грациозно, но ни его худоба, ни легкость, с которой он сделал шаг, не обманули, в нем чувствовалась сила, и вдруг стало ясно: это тщедушное с виду тело способно выдержать любые нагрузки. Я неловко поднялась и попятилась к двери, он сделал еще два шага, сокращая расстояние между нами, абсолютно бесшумно, точно двигался по воздуху, правая рука с обрезком трубы взметнулась вверх, а я замерла и сказала с бог весть откуда взявшимся спокойствием:

— Я знаю, кто ты. — Он склонил голову набок, глаза; не отрываясь смотрели на меня, и от его жуткой улыбки, точно приклеенной к мальчишескому лицу, холодело в груди. — Я тебя не боюсь, — усмехнулась я.

Он прыгнул вперед, резко, неожиданно, но я за секунду до этого, почувствовав опасность, качнулась влево, и кусок трубы задел мое предплечье, а не обрушился на голову, как он рассчитывал. Я вскрикнула от боли, понимая, что открыть дверь не успею, и повторила упрямо:

— Я тебя не боюсь.

Он тихо засмеялся, перебрасывая кусок трубы из одной руки в другую, я настороженно следила за ним, прикидывая расстояние до комнаты. Надо добраться до окна… И тут случилось то, что ни он, ни я не ожидали. Карпецкий вдруг приподнялся, схватил парня за ногу и рванул вниз.

— Беги! — крикнул он, стараясь его удержать. Парень ткнул наугад трубой ему в грудь, но этих нескольких секунд мне хватило, чтобы броситься к входной двери и открыть английский замок. Железная дубинка рассекла воздух, я поняла, что удара такой силы мне просто не выдержать, и открыла рот в немом крике. Дверь неожиданно распахнулась, и я повалилась на спину, прямо на нападавшего, увлекая его вслед за собой на пол. В то мгновение я была не в состоянии понять, что происходит, бессмысленно барахталась, отбиваясь от кого-то, и вдруг услышала сердитый возглас:

— Кончай лягаться.

Радом стоял Герман с обрезком трубы в руке. Я ошарашенно огляделась: Карпецкий, привалившись спиной к вешалке, ощупывал свою голову, из рассеченной брови текла кровь, заливая ему глаза. Он стряхивал ее, матерясь сквозь зубы. Тот, кого я вначале приняла за подростка, лежал навзничь, подняв руки, и продолжал улыбаться, точно происходящее казалось ему забавной шуткой. Герман, нависая над ним, чуть согнувшись, каблуком упирался в кадык парня, конец трубы был нацелен в глаз.

— Ты как? — спросил Герман, обращаясь ко мне и не сводя взгляда с жутко улыбающейся физиономии.