Проклятое наследство - Татьяна Корсакова

А вот он стал, кольцо-оберег отдал почти незнакомому мальчишке и умереть теперь сможет со спокойным сердцем. Сделал все, что в его силах. Не в чем будет Евдокии его упрекнуть.

– Глупый старик. – Коса убралась восвояси, а старуха вдруг перекинулась юной девой, такой, что глаз не отвести.

– Не убивай его.

– Уже пыталась. – Дева улыбнулась, обнажая все те же смертельно острые зубы. – Не вышло.

– Кольцо…

– Еще до кольца. Коснулась я его, старик. Тебе ли не знать, что от моих прикосновений бывает.

Не ответил, лишь молча кивнул.

– Думала, заберу тепло, а там и до души доберусь, а не вышло. Девочка… – Албасты снова улыбнулась, но на сей раз другой, почти человеческой улыбкой. – Она ему помогла, поделилась теплом. Как такое вышло, ума не приложу, только им обоим легче стало.

Откуда же ей понять, нежити болотной, что у людей так бывает, что делят они иногда не только тепло, но и судьбу.

– Не тронь, – только и смог повторить.

– Не стану. И тебя не трону.

Легче не сделалось, смерти Август не боялся, но холод отступил, и кошка, почуяв, что буря миновала, спрыгнула с коленей, на прощание больно царапнув.

– Ты видела? – Он говорил, не глядя на албасты, рассматривал собственные морщинистые руки. Без кольца как-то сразу навалилась усталость, та самая, что годами копилась тяжким грузом. Прожитые годы напомнили о себе болью в суставах и дрожью в пальцах.

– Видела. – Албасты присела к столу, костяным гребнем принялась расчесывать волосы.

– Я своими собственными руками ее похоронил.

И даже место запомнил, где тело пани Вершинской закопал. А другого оборотня на острове не было…

– Был. – Албасты хмыкнула, мысли его она давно научилась читать. – Или ты так памятью слаб стал, что забыл?

– Это не он! Скажи, что не он…

Верить в такое не хотелось. Да и неправда это! Темнит албасты.

– Не скажу. – Она пожала плечами. – Скучно мне, старик. Одно только и есть развлечение, что за людьми подглядывать. Или не людьми… – добавила многозначительно.

Значит, не скажет. Будет развлекаться. А то, глядишь, и сама присоединится к кровавому пиру. Август тяжко вздохнул, потер уставшие глаза. Захотелось выпить. Где-то у него самогон был припрятан…

– Гляди, играми своими ей не навреди. Люди – существа хрупкие. Тебе ли не знать.

– Кровь чую. – Точеные ноздри хищно раздулись. – Много крови. Хорошо, будет и мне радость.

– Не трогала б ты их, – попросил Берг, уже заранее зная, каким будет ответ.

– Не буду. Они сами все сделают. Веришь? – И взгляд свой черный вперила в Августа. Снова стало холодно, и от холода этого вдруг занялось сердце.

– Верю. – Человеческую натуру Август знал хорошо, понимал, что иная человеческая душа почернее будет, чем душа албасты. Или у албасты нет души?

– Есть, старик. – Она усмехнулась. – Если бы не было, разве б я сейчас с тобой разговаривала. – Длинный язык жадно облизнул алые губы, Августа замутило.

– Устал я, – сказал правду, как есть.

– Так уплывай с острова. Тебя я отпущу.

– А остальных отпустишь?

– Я бы, может, и отпустила, а вот дом… – Седые космы сами собой заплетались в косу. – Тебе ли не знать, старик, кто заточен в этом месте.

Знал. Разве ж о таком забудешь? Но надежда есть, что тот, кто заточен, так в заточении и останется, не отравит своей ненавистью этот многострадальный остров.

– Уже отравил. И остров, и озеро, и дом твой. Молись, старик, чтобы не нашлось дурака, способного его из заточения вызволить. Молчи, никому не рассказывай про пещеру. – Голос албасты сделался глухим, словно грозовые раскаты.

– Не стану.

И под пытками бы не стал. Албасты это знает. Не оттого ли он до сих пор еще жив?

– Я ей обещала, что тебя не трону.

– Евдокии?.. – Мог бы догадаться, старый дурень.

– Ей. – Албасты кивнула. – Умеет она обещания вырывать.

– Умела… К ней хочу.

– Успеется еще, старик.

– А ну как не дождется? – На албасты он посмотрел с мучительной надеждой.

– Дождется, – сказала и исчезла, растворилась в рассветной мгле, забрала с собой и холод, и запах сырости, оставила лучик надежды…

* * *

Мертвеца Анна не испугалась. Наверное, события этого странного вечера притупили все чувства, а иначе чем объяснить эту холодную отстраненность, словно бы происходящее ее не касается, словно бы она не собственную жизнь проживает, а читает книгу. История в книге вырисовывается жуткая и загадочная – с оборотнем. Так сказал мастер Берг, о том говорили огромные кровавые следы и ужас, поселившийся в глазах островных жителей. А еще разговоры: тревожный шепоток мужиков, истеричные вздохи баб. Оборотень вернулся на Стражевой Камень…

А Туманов уже тащил Анну к дому, туда, где мастер Берг изучал перепачканный в крови пол, где исчезали волчьи следы. Люди испуганно галдели, говорили все разом. Туманов толпу слушал молча, лишь однажды сказал, что следует вызвать полицию. Не поверил в оборотня? Странно, если бы поверил. Слишком уж холоден, слишком уж расчетлив. Венчальное колечко впилось острой бриллиантовой гранью в кожу, и Анна едва удержалась, чтобы колечко не снять. Снимет, вот доберутся они до усадьбы, и снимет к чертовой матери! А потом к чертовой матери отправит и Туманова с этой его дичайшей затеей.

И с Мишей надо поговорить, спросить, отчего он позволил такому случиться. Но Анна точно знала, что не станет. Он в своем праве, он никогда ей ничего не обещал. Это она, наивная, навыдумывала себе разного, позволила глупым девичьим мечтам взять верх над здравым смыслом. Все, теперь здравому смыслу следует вернуться на прежнее место, погулял и хватит. Только отчего же так щемит сердце, словно бы от сердца этого по живому оторвали кусок?.. И станет ли легче, если Миша с ней заговорит? Вот он смотрит на нее, улыбается потерянно, то и дело поправляет на переносице очки, а это признак величайшего волнения. Анне ли не знать. Вдруг заговорит, вдруг попытается объяснить. Может быть, еще не поздно все исправить?..

– Уже поздно. – Туманов словно мысли ее читал. Или отвечал не на ее невысказанный вопрос, а себе самому. – Нам пора, Анна Федоровна. – И руку сжал еще крепче. Хотя куда уж крепче, и без того синяки останутся. – Позвольте, я отвезу вас в усадьбу.

Она бы с превеликим удовольствием не позволила, но в насмешливом взгляде Туманова прочла приговор своей строптивости. Если не отвезет он, то придется добираться самой. Наверное, можно было попросить Мишу, по старой дружбе… Но Миша исчез. А сама она даже дорогу до усадьбы не найдет.

– Уж будьте так любезны, Клим Андреевич, – сказала она тоном, от которого могло заледенеть Стражевое озеро.