«Осада человека». Записки Ольги Фрейденберг как мифополитическая теория сталинизма - Ирина Ароновна Паперно

попыткам сформулировать смысл сталинской системы в категориях политической теории и политической мифологии. (О попытках включить в эту рамку террор 1937 года речь пойдет в главе о политической теории Фрейденберг.)

***

Годы острого страха и недоверия друг к другу не прошли бесследно и для нее самой.

Однажды (дело, по-видимому, происходит в 1940 году) Фрейденберг вызвали в Большой дом. Они подозревает, что это попытка вербовки. Приходит мысль: кто «„рекомендовал“ меня»? Она замечает, что не смеет подумать о человеке, «которого с такой силой любила»; не смеет, но все же думает, и, более того, пишет об этом (XII: 95, 235). Но вот она вышла из Большого дома свободной. Ей кажется, что она перехитрила чекистов. Однако ее попросили написать все, что она знает о своей кафедре, и дома она садится за дело. Свою «бумагу», написанную для них, она называет «Показания». Обливаясь слезами отчаянья и стыда, она утешает себя, что пишет для архива, дает свидетельские показания на будущем Нюрнбергском процессе:

…моя мысль блуждала в далеком будущем, и я хотела сказать потомкам, которые найдут эту бумагу в архиве, что я не доносы писала, а давала показания в качестве свидетеля. Я обливала их слезами отчаянья и стыда… (XII: 95, 235)

Чекист, который вскоре посетил ее дома, ее «Показаниями» (как ей показалось) был сильно недоволен (XII: 95, 237).

«Я писала для него свою автобиографию»

«Но жизнь – странное существо» (XI: 88, 178). Зимой 1938/39 года Фрейденберг начинает понимать, что не только общая вовлеченность в академические склоки побуждает ее все время думать о Б., новом декане филологического факультета, с которым она часто говорила об университетской жизни. Сомнений не было: она оказалась под властью нового увлечения, «бесплодного, безнадежного и позорного» (XI: 89, 182).

Хотя она и чувствовала, что это измена Хоне, проанализировав ситуацию в терминах своей теории формы, она приходит к выводу, что новое чувство – это «результат разлуки с Хоной: потребность в тех же отношениях», что это «единая любовь в разных формах» (XI: 91, 197).

И вот, в возрасте 49 лет, после всего пережитого, она чувствует себя «в состоянии „vita nuova“, в полном духовном и телесном ренессансе» (XI: 91, 201).

Описывая эту тревожившую ее ситуацию, которую она восстанавливает при помощи записей того времени, десять лет спустя («Теперь в 49»), Фрейденберг рассуждает о любви как о ресурсе осмысленности жизни.

Именно тогда она сформулировала свою теорию любви:

Любовь – это особое мироощущение. Время останавливается. В нем нет протяженности. <…> Ничто не пропадает и не исчезает. <…> Все требует толкования, все полно глубочайшей символики (XI: 91, 201).

Именно в этой ситуации, зимой 1939 года, Фрейденберг начала писать свои записки. (Об этом речь уже шла во Введении и в главе «Начало».)

Она цитирует свою запись того времени:

Читаю у себя: «Второй семестр, 1940 год. Холод, холод, ненавистный истфак… Б. приехал из Москвы. <…> Я жила только тем, что писала для него свою автобиографию (начало, до университета). Отослала тетрадь 17 февраля, как-то успокоилась. Позвонил лишь через десять дней, что позвонит дня через два, чтоб придти… <…> Обманул… <…> Приехал на два часа позже условленного, истомил всю душу. Сказал, что прочел сразу, читал всю ночь до утра, вышел на лекцию без подготовки. Я показывала ему фамильные фотографии, но он держался холодно. Поблагодарил за тетрадь: „У вас много ума. Вам трудно, должно быть, жить было, – умному тяжко жить. Но я очень ценю в человеке ум…“ и т. д. Я молчала. Видимо, не хотел расстаться с тетрадью, перечитывал, дорожил, но холод нарочно напустил на себя. Развязка. Больше нас ничего не связывает. Мертвое отчаянье. Нечем жить» (XI: 92, 208–209).

«Нечем жить», но за всей жизнью, с ее страшными драмами, политическими и домашними, стоит неустанная работа, и даже в самые тяжелые времена Фрейденберг занимается наукой. В период с 1933 по 1940 год это ее исследование о поэме Гесиода «Труды и дни», работа теоретическая, делающая широкие обобщения о литературной форме. В тетради записок приведен написанный в марте 1941 года отзыв В. Десницкого, который не счел целесообразным эту работу печатать именно в силу ее теоретических положений, которые он проиллюстрировал серией афористических цитат из труда Фрейденберг. (Этот научный труд также остался ненапечатанным.) Именно из этих цитат, выбранных рукой недоброжелателя, читатель записок узнает о том, что работа Фрейденберг, выходя за пределы поэмы Гесиода, выходила и за пределы представлений о поведении человека «в обществе, в семье, на работе». Она писала о параллелизме политического, мифологического и этического планов, о переходе исторического в эсхатологическое, когда эсхатологическое учение принимает политическую форму, о взгляде на человека как на микрокосм, в котором, как в «Государстве» Платона, отразилось представление о государстве и о вселенной (XII: 95, 243–244).

Из этого описания очевиден параллелизм между работой Фрейденберг о «Трудах и днях» Гесиода и ее записками о собственных трудах и днях.

К весне 1941 года атмосфера террора, катастрофа в любви и неудача в науке привели ее к полному отчаянью:

Я обращала взор на всю эту сталинскую жизнь, лежавшую на земле голой и обесчещенной. Все всегда было отравлено в нашем быту; радости никогда не было; никогда завтрашний день не сулил надежды; все жертвы были напрасны.

И я уже жить не могла. Тленье входило в меня. Я мечтала о катастрофе и о непоправимом (XII: 95, 246).

Так Фрейденберг заканчивает свою «биографию» между 1917 и 1941 годом, написанную зимой 1948/49 года, чтобы заполнить лакуну в записках о своей жизни.

6. МИФОПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ОЛЬГИ ФРЕЙДЕНБЕРГ В КОНТЕКСТЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ ЕЕ ВРЕМЕНИ

Новая форма правления – Бытовой террор – Биополитика – Надзор и идеология – Террор (1937 год) – Война всех против всех – Левиафан – Принцип вождизма и политическая религия – L’état de siège – Философия истории – Подводя итоги – Свидетельство Лазаря

Новая форма правления

Размышляя в своих записках над теоретическим значением происходящего, Фрейденберг думала в категориях и образах, которыми политическая философия оперировала начиная с Платона и Аристотеля, Макиавелли и Гоббса и вплоть до Арендт и Агамбена. В записках, на материале каждодневной жизни, подспудно разрабатывается мифополитическая теория сталинизма. Укорененная в бытовом опыте и развивающаяся день ото дня, это не теория-трактат, а теория-дневник, неотделимая от процесса переживания, писания и