"Ничего особенного", - сказал кот - Майкл Суэнвик

Кивера упал.

Что еще хуже, из-за того, что паровые выбросы, прошившие его ногу, повредили организационный узел его костюма, я утратила все свои высшие когнитивные функции. Иными словами, потеряла сознание.

А вот что делал костюм, лишившись моего (Розамунды) управления:

1. Медленно восстанавливал поврежденный организационный узел.

2. Быстро заделал дыры, которые ракетник пробил в материи.

3. Погрузил Киверу в терапевтическую кому.

4. Ввел в раны лечебные вещества и запустил медленный и болезненный процесс восстановления поврежденных тканей тела, причем здесь главным было не допустить травматического шока.

5. Занес в базу данных (раздел «Ксенобиология») комплексную информацию о ракетнике (рубрика «Насекомоподобные», отсылки к «Выживание» и «Паровое движение»).

6. Сообщил Дяде Ване, что, если он попытается покинуть Киверу, костюм догонит его, поймает, оторвет ему голову, как последнему недокузену, которым он и является, а потом помочится на его труп.

Костюм полностью пришел в сознание лишь через два дня, на протяжении которых Дядя Ваня очень добросовестно заботился о Кивере. Не важно, из каких соображений. Потом прошел еще день. Костюм намеревался продержать Киверу в состоянии комы еще неделю, но вскоре после того, как сам очнулся, обстоятельства изменились. Костюм резко вывел человека из бессознательного состояния. Дипломат осмотрелся по сторонам, его сердце бурно колотилось.

– Вырубился, что ли, на секунду? – выдохнул он. Но тут же осознал, что вокруг совершенно незнакомый пейзаж. – Сколько времени я провалялся?

:: Три дня//[небрежно, с полной уверенностью]::

– Ох!

Тут же, почти без паузы:

:: Ваш костюм/механизм/[тревога] разговаривает голосом Розамунды да Сильва/(европанский вице-консул 8)/[неуверенно, с сомнением]::

– Да, это потому…

Кивера полностью пришел в себя и полностью осознавал окружающее. Поэтому я сказала:

– Приближаются.

Прямо перед нами из черной почвы стремительно появились две многоножки. На боках и доспехах у них были нарисованы эмблемы Зиккурата. К счастью, Дядя Ваня поступил наилучшим возможным в этой ситуации образом – испуганно попятился и вскинулся на дыбы. Анатомия Millipoid sapiens такова, что в этом положении все сразу видят, что перед ними скопец, и вражеские солдаты практически инстинктивно расценили незнакомца как презренного, безвредного и не заслуживающего никакого внимания.

А вот к Кивере они отнеслись по-другому.

Возможно, это были предатели своего выводка, дезертировавшие с войны с намерением устроить собственное гнездо. А возможно, они представляли собой один из тысяч мелких отрядов, разбросанных вдоль временной границы на манер подземных мин, активно использовавшихся в эпоху новой истории. Солдаты удивились нашему появлению ничуть не меньше, чем мы – при виде их. Они не приготовили оружия и поэтому набросились на Киверу только со щупальцевыми кинжалами.

Его костюм (то есть я) отбросил его из-под рубящего удара в одну сторону, а потом в другую. Потом один из многоногих воинов вскинулся на дыбы – тот, кто владеет межвидовой кодировочной системой, сразу понял бы, что он крайне изумлен, – и тяжело рухнул наземь.

Над испускавшим пар трупом стоял Дядя Ваня, одна из его передних ног сверкала серебром. Второй солдат Зиккурата повернулся, чтобы вступить с ним в бой, на мгновение оставив брюхо открытым.

Кивера (вернее, его костюм) стиснул ладони и ударил обеими руками снизу вверх, в слабый участок третьего стернита позади головы. Там находятся половые органы. [Пояснение: все анатомические термины, в том числе «стернит», «половой орган» и «голова», можно было бы считать уместными лишь с учетом допущения, что жизнь на Геенне имеет какую-либо прямую связь с земной жизнью; при ином подходе их следует воспринимать исключительно как метафоры.] И потому это место особенно уязвимо. А поскольку костюм обладает экзоскелетом с функцией умножения мышечного усилия…

Ихор залил костюм с головы до пят.

Бой закончился, едва успев начаться. Кивера тяжело дышал от усталости и потрясения. Дядя Ваня убрал щупальцевый меч обратно под брюшной щиток, непроизвольно изобразив недовольную гримасу.

:: Я не раз хотел выбросить его:: – просигналил он.

– Рад, что вы этого не сделали.

Тела мертвых многоножек испускали тонкие струйки пара, а на трупы уже слетелись мухи-падальщики, откладывающие глубоко в плоть свои споры/яйца/семя (не забывайте об аналогиях и метафорах!).

Кивера и Дядя Ваня двинулись дальше.

Через некоторое время Дядя Ваня повторил:

:: Ваш костюм/механизм/[тревога] разговаривает голосом Розамунды да Сильва/(европанский вице-консул 8)/[неуверенно, с сомнением]::

– Да.

Дядя Ваня сложил все свои разговорные конечности жестом, который означал нечто вроде «не расслышал», и так и держал их, пока Кивера объяснял все в целом:

Измена и предательство – естественные порождения перегретой экономики Европы – непременно сопровождались более чем обоснованной паранойей. Во всех, кому удавалось дорасти до ответственных должностей, сочетались бдительность, подозрительность, развитая интуиция и смелость. Делегация в Вавилон состояла из лучших представителей Европы. Когда двое из них полюбили друг дружку, их действия определялись именно этими свойствами. То, что один из них состоял в браке, их не удержало. Хотя осуществление физической близости в столь тесных помещениях, при бдительном окружении, в котором каждый всегда и непрерывно шпионил за каждым, требовало почти сверхчеловеческой дисциплины, а необходимость постоянно что-то выдумывать только придавала их ощущениям дополнительную остроту.

Таким был роман Розамунды и Киверы.

Но беспокоиться им приходилось не только из-за своих любовных отношений.

Делегация делилась на фракции, часть из которых отражала линии напряжения в обществе, а часть образовывалась по каким-то личным интересам и предпочтениям. Союзы складывались и распадались, и в последних случаях перебежчики не испытывали ни малейшего желания сообщить бывшим соратникам о перемене своих взглядов. Урбано, муж Розамунды – полноправный консул и наставник Киверы, – был искренним приверженцем экономической философии меньшинства. Розамунда придерживалась экономического агностицизма, являясь при этом твердой сторонницей либерального консенсуса. Кивера в политике плавал по воле волн, но с упорством одержимого следил за коэффициентами задолженности. Он знал, что Розамунда считает его идеологически ненадежным и что ее мужа все больше и больше раздражала его вялая поддержка определенных политических тенденций. И все постоянно были настороже, дабы не упустить решающий шанс.

И потому Кивера, конечно же, старательно имитировал сходство взглядов со своей любовницей. Он знал, что Розамунда способна предать его в любой миг – он не смог бы ни любить, ни уважать женщину, неспособную на это, – и подозревал, что она точно так же думает о нем. Если бы ее поведение вдруг заметно переменилось (когда он думал об этом, секс всегда удавался замечательно), он понял бы, что она готовится к атаке, и смог бы ударить первым: